Следующие несколько недель я оттачивал свои навыки разговоров ни о чем с незнакомцами. Спустя несколько десятков таких разговоров я наконец нашел одну-единственную девушку, которой такой подход не понравился.
– Ты правда хочешь знать мой любимый цвет? Серьезно? – спросила она. – Мы что, в детском саду?
Я хохотнул, обрадованный тем, что все же нашел хотя бы одного единомышленника.
– Вот-вот, именно! – воскликнул я. – Я недавно начал экспериментировать с такими разговорами ни о чем и, должен сказать, это просто нечто – люди в массе своей и впрямь готовы охотно обсуждать ерунду вроде своих любимых оттенков. Ты первая из всех, с кем я пробовал так говорить, кто этому воспротивился и вообще заметил, что это ненормально!
Незнакомка смерила меня полным отвращения взором.
– Я-то сам правда совершенно не желаю говорить о цветах, – уверил я ее. – Просто это почему-то нравится почти всем остальным. Я всего лишь пытаюсь сделать окружающих хоть чуточку счастливее.
Девушка глянула на меня исподлобья.
– То есть ты спросил меня о моем любимом цвете, поскольку счел меня дурой?
– Нет, почему же – возразил я. – Разговор ни о чем – вовсе не признак глупости. Я раньше тоже так думал, а потом в какой-то момент понял, что это просто такой другой вид коммуникации, ничем не лучше и не хуже нашего!
Я размахивал руками, активно жестикулируя, крайне взбудораженный тем, что нашел наконец того, с кем можно было об этом поговорить.
Моя речь не произвела на девушку ровным счетом никакого впечатления.
– Любой, кто говорит с тобой о своем любимом цвете – либо законченный придурок, либо просто пытается быть вежливым.
Сквозившие в ее голосе снисхождение и осуждающая уверенность на минуту дали мне хотя бы отдаленное представление о том, каково, видимо, окружающим было разговаривать со мной самим.