– Для большинства людей рог единорога невидим, – сказал я, – лишь те, кто предрасположен к магии, способны отличить единорога от обычной лошади. Однажды ведьма увидела единорога, поймала его и заперла в клетке в переездном зоопарке. Но посетители не владели магией и видели в единороге лишь лошадь. Тогда ведьма прицепила единорогу ненастоящий рог рядом с его собственным, и все люди были в восторге и дивились рогу, который можно было без труда надеть и на обычную лошадь. Ненастоящий рог привлек больше внимания, чем сам единорог.
После этого краткого пересказа Чарли сказал, что услышал достаточно, и заявил, что я принят на работу.
Первый же мой рабочий день начался с того, что, не успел я устроиться за рабочим столом неподалеку от кабинета Чарли, тот подбежал ко мне и сказал, что у нас появилась проблема. Чарли представлял интересы одного автора-призрака, писавшего от имени другого известного автора триллеры, стабильно становившиеся бестселлерами, и вот этот человек собрался издать одну книгу под собственным именем, да только рукопись оказалась слабовата.
– Он не желает меня слушать и внимать моим советам, – сказал Чарли. – У него эгоистичная истерика. Грозится разорвать со мной контракт, если не сдам в печать рукопись ровно в том виде, в котором он ее мне предоставил.
Он попросил меня прочитать текст и поделиться своим мнением.
Рукопись и впрямь оказалась слабовата, и я даже предполагал, что знаю, почему именно. События очередного триллера этого автора-призрака разворачивались в 1970-х годах в его родном городе. В результате те куски, в которых описывался сам город и жившие в нем подростки, выглядели гораздо более продуманными и тщательно написанными, чем те, которые, собственно, двигали сюжет. Все это я высказал Чарли, стоя в дверях его кабинета.
– Думаю, он боится, что вы начнете критиковать те места, в которых он описывает нечто дорогое для него самого.
Чарли слушал меня с явным скепсисом, но и с долей любопытства.
– Он – автор-призрак, он никогда не имел возможности писать о чем-то личном, говорить о чем-то от своего лица. Ему хочется написать о своей юности, но он боится, что ему не позволят этого сделать. Слабо тут написаны только те части, которые ему самому явно не интересны. Он писал их просто для галочки. Если отредактировать только эти куски, а остальное не трогать, а наоборот похвалить, он наверняка обрадуется. Его наверняка тронет, что мы ценим его личность и переживания.
Чарли осклабился так, словно я предложил ему какое-то дикое пари, и произнес:
– А давай ты сам с ним поговоришь? – он ловко вспрыгнул на ноги, подобно играющему коту. – Я скажу ему, что буквально вчера нанял помощника – просто какого-то неизвестного мне парнишку с улицы – что ему понравилась рукопись и что он хотел бы с ним поговорить. Скажу, что понятия не имею, о чем именно, что он волен в любой момент бросить трубку или вовсе отказаться от разговора. Думаю, любопытство его перевесит, и он все же согласится. А если твои слова ему не понравятся, меня он винить не сможет и не станет.