– Я вам больше скажу, граф, – наседал Федор. – Моя миссия крайне важна для России. Поэтому из Милана летим в Белград. Оттуда – в Киев и в Москву.
Пилот начал смеяться, и смех тот был горький. Шлем с очками-консервами дель Кампо стянул с головы, словно заранее обнажил ее в трауре в связи с неизбежной собственной гибелью.
– Федор Иванович, вы не понимаете, о чем просите. Ресурс мотора моего Авиатика – не менее двадцати часов, по уверениям немцев. Но вот, вы же слышали? Всего третий вылет, даже десяти часов не набежало. А он уже стучит, дымит, тяга пропеллера падает. Думал – пусть переберут мотор. Возьму с собой Люка, он в Милане и посмотрит. Нужно – так переберет, заменит поршневую. Бог даст, вернемся в Париж на честном слове. А вы мне про Белград! Аккурат в зимнем море и искупаемся. Нет! Хоть я и российский подданный, но решительно отказываюсь. Лететь с вами – это верная смерть. Надеюсь, что Игнатьев поймет меня верно.
– Федор, тебя упрекнули в безрукости? – едко подколол Друг.
– Вообще-то, я не моторист. Но – не боги горшки обжигают, а ты подскажешь, – и вслух спросил авиатора: – Что вообще больше всего изнашивается в моторе?
– Поршневые кольца. Компрессия падает, из движка масло гонит, дым идет. Еще поршневой палец, бывает, стучит. И не только…
– Вот что, Михаил Тадеушевич. Позвольте мне разобрать мотор. Авось что-то придумаем. Не смотрите на меня, словно призрака узрели. Я – бастард, усыновленный князем Юсуповым. До того работал на заводе Мальцева мастеровым. Вышел в инженеры. И сейчас служу на Тульском оружейном заводе.
– Хотите раскрутить негодный агрегат – ваша воля, князь, – согласился Сципио дель Кампо. – Но, что бы вам ни удалось, взять с собой в Милан не обещаю. Да и вам это, в самом деле, так надо? Мне лететь над Альпами на аэроплане «Авиатик», у которого потолок чуть больше тысячи метров. Горы-то гораздо выше! Придется поискать дорогу вдоль долины Роны. Встанет вдруг мотор – сесть там негде. Понимаете? Я – не трус и не отказываюсь от дела, которое, если верить написанному полковником, государственной важности. Но на верную гибель не полечу. Воздухоплавание жестоко карает за каждую ошибку, за самонадеянность, за лихое русское «авось». Ковыряйтесь в моторе, но про полет в Белград забудьте.
Он удалился, а технари, напутствованные графом оказать новоприбывшему механику содействие, смотрели на него без малейшей приязни.
Федор этим не смутился. Попросил лишь, чтоб двухсоткилограммовый агрегат помогли затащить внутрь мастерской. И дать ему спецодежду – в кожаной куртке работать несподручно.