Третьей под удар захватчиков попала островная столица — город, крепость и порт Кандия. Имевшая и другие исторические названия: Ираклион (Гераклион - назван в честь эллинского героя Геракла), Хандак, Мегало Кастро, Хандакас, Гераклея. Этот хорошо укрытый искусственным молом от морской стихии порт был «лакомым куском» для Улуч Али. Упомянутый мол венецианцы возводили годами. Они ежегодно использовали старые, обветшалые суда для перевозки большого количества природного камня с острова Диа и Фраскии, пляжа ниже Рогдии. Близ порта Кандии корабли с камнем затапливались, чтобы образовать мол, способный защитить гавань от разрушительных волн со стороны моря.
Как и полагается столице, город являлся и сильной крепостью, в которой кроме стен и иных укреплений прикрывающих собственно сам город, имелась и цитадель, прикрывавшая гавань и саму Кандию - Росса ал Маре (Rocca al Mare), с общей площадью всех своих помещений в 3600 квадратных метров. В период турецкого владычества крепость получила название Кулес (морская крепость).
Вот Кандию турки осаждали и штурмовали как полагается, целых двенадцать дней и ночей, и провели аж один приступ, в ходе которого легко поднялись на не разрушенные стены, при не подавленной, находящейся в башнях артиллерии. За то гарнизон добился почетной капитуляции, выйдя из города без оружия и доспехов, зато под войсковыми штандартами. А командиры и с тяжелыми кошелями, набитыми золотыми османскими дукатами - султани. Все это «воинство» ушло не далеко, уже через пару километров они свернули к рыбачьей деревне, где и переправились на небольшие каботажные суда, доставившие их до венецианских земель.
И это выглядит особенно неприглядно при сравнении с историей осады турками Кандии в мире «витязей», взятой после многочисленных штурмов и полного разрушения большей части укреплений, после шестнадцатилетней осады и предательства полковник Андреа Бароцци, сдавшего османам планы всей обороны города.
Вслед за столицей, уже даже без какого - либо спектакля о сопротивлении, сдались на милость османом и другие венецианские города на острове. А у жителей деревень и иных селений Крита, завоеватели их мнения о смене власти дожей на закон султана и не спрашивали. Заняли их по праву сильного и установили османские порядки.
В 1576 году Османская империя была вынуждена стянуть все возможные войска на фронт против державы Сефевидов и оказать действенную поддержку своему протеже на троне Речи Посполитов Стефану Баторию воинской силой была не в стоянии. Однако монет Баторию, и в этом году Блистательная Порта подбросила изрядно. Рассудив логично, если нельзя воевать армией, то пусть воюет золото. Круль распорядился полученными деньгами разумно, потратил на те цели, на которые они и были выделены «спонсором», то есть большая часть монет ушла на формирование, вооружение, снаряжение компутового войска и найм европейских наемников. Но и шляхте кое - что перепало. Нельзя было не подбросить «крошек» с «хозяйского стола» гонористым «холопам». Вот и приходилось монарху Польши и Литвы скрупулезно выполнять все, что требовал его патрон, ибо кто платит, тот и заказывает музыку. Тем более, что кроме султана, ни где более нельзя было получить заём. Люди Батория попытались занять денег в Европе для войны с восточным соседом. Однако, объездив все города Европы, в которых можно было занять золото с серебром и обратившись ко всем «денежным мешкам», обычно предоставляющих европейским монархам кредиты, правда, под очень приличные проценты, королевские доверенные чиновники получили отказ. О причине отказа Батория не мог вспоминать спокойно, даже не владея языком своих подданных, он выражал свой гнев теми немногими словами, которые сами легко запомнились. «Проклятые тупоголовые лайдаки, как они посмели так опозорить своего короля», так и даже намного матернее думал Батория о поляках, умудрившихся в прошедшем году занять от его имени денег у лионских купцов по фальшивым векселям, и пропавших, когда пришел срок оплачивать проценты по займу. Зная своих новых подданных, польский круль ни грамма не сомневался, что жадность шляхтичей и даже магнатов, могла подвигнуть их на эту авантюру и обман французских негоциантов.