— Ты теперь ещё и историк?
— Банальная эрудиция, товарищ. Красиво там?
— Красиво. Глянь фотки.
Родя протянул Славе свой телефон, на экране которого красовался огромный, сразу видно, что очень древний храм.
— В основном родители фоткали. Меня только в два последних дня гулять отпускали.
Слава листал фотографии, жевал хумус, запивал его виски с колой и был очень рад тому, что неминуемые неприятные разговоры всё откладываются.
— Во, вообще крутая фотка!
Родя заглянул ему через плечо. На экране красовался пустынный пляж, о берега которого разбивалась волна, закатное солнце едва касалось моря, вдалеке простиралась горная цепь. От снимка отдавало нереальностью и сказочностью. Славе, который всю жизнь не покидал пределы своей страны, было трудно поверить, что такое может быть наяву, что такое мог видеть Родька — его друг из соседнего пансионата.
— Ага, сам снимал. — Скромно потупился Родя. Слава же всё никак не мог отвести взгляд от чудного пейзажа, воображая, что там будут бегать и Регина со Славой, в одних купальниках, не жалея ни о минуте их отношений. Ворваться на лоно природы и вдыхать жизнь полной грудью, наслаждаясь каждым биением сердца.
Как же сложно поверить, что и среди такой красоты живут люди, воспринимая все эти чудеса, как само собой разумеющиеся, как Слава воспринимает бесконечные лабиринты жилых массивов, которыми полон его город.
Родя занудно, но увлечённо рассказывал о своих впечатлениях, но Слава слушал вполуха, задержавшись на красном закатном солнце и своих мечтах, о том времени, когда он станет несомненно взрослым, решительным, богатым и успешным, а Регина будет держать его за руку, когда он пьяный станет кричать горам ликующее: «Аааа!!!».
Или с ним рядом в эту минуту должна стоять Лиза? Воспоминания о девушке, которую он так бессовестно предал, заставили Славу большим пальцем смахнуть фото на следующее.
— Смотри, там есть виды ночного Иерусалима. На самом деле, такой клубный город! Я вышел вчера погулять и мне один негр настойчиво предлагал взять травы. Жаль, что у меня денег не было. Он чуть ли не за два бакса грамм предлагал.
Родя пьянел. Слава ещё возился с первым стаканом, предаваясь страстным мечтам о свободе и задорному крику в лицо этому миру, когда Родя допивал второй стакан, стеклянными глазами наблюдая, как его друг меняет фото на экране. Его Израиль кончился, а что могло бы последовать за ним ещё скрывалось в страшной пелене недосказанности, которую Родя не был в силах хоть чуть-чуть отодвинуть.
Фотографий Иерусалима хватило на второй стакан Славы и почти на третий стакан Роди. Они, кажется, нашли те точки соприкосновения, на которых строилась вся их детская, а после и подростковая дружба.