Часов в восемь ребята уже были на станции. До электрички оставалось еще минут двадцать, и они расположились на платформе, свесив вниз ноги.
Стоит наверное объяснить, что на этом направлении электрички ходили реже всего. Две туда и две обратно. Причем, одна в обед, другая в девятом часу вечера, так что больно не покатаешься.
Первые нехорошие предчувствия стали возникать, когда парни заметили, что кроме них никто покидать столь «гостеприимные» места не собирается. А вот когда в назначенное время электричка не соизволила показаться, все трое встревожились не на шутку. Бросившись к маленькому деревянному зданию, больше напоминающему будку при переездах (у местных это именовалось гордым словом «вокзал»), они обнаружили отсутствие каких-либо признаков живой души. Вот тут чувство тревоги заменилось чувством негодования, а в гневе мы все страшны. Первым человеком, кто им попался, оказалась неспешно плетущаяся бабка.
— Бабуль, а где можно найти вашего станционного смотрителя? — спросил Олег, причем последние слова произнес сквозь зубы. Бабка опешила: чего от нее хотят эти по пояс раздетые «внучата» (черт бы их побрал!).
— Начальник станции где, спрашиваю? — с начинающим расти раздражением, спросил он еще раз.
— А-а…, да вон же он, милай, на окраине коров пасет. Куда же ему, старому, деться.
Теперь настала их очередь стоять с открытыми ртами. Чего-чего, но такого никто из них не ожидал. Пройдя метров сто в указанном направлении, ребята смогли убедиться в правоте бабки. Немного впереди них, с хворостиной в руке стоял пожилой человек, чья профессия не вызывала сомнения (или наоборот?). Одет он был в форму железнодорожника, и даже фуражка с кокардой была на голове.
— Послушайте, уважаемый, а не подскажете нам, куда девалась девятичасовая электричка до города?
Испугавшись неожиданного оклика, тот, растерянно уставясь на невесть откуда взявшихся заезжих, ответил запинаясь:
— Так это… она же того, ну это, отменили же ее.
Теперь все трое не просто обалдели, казалось, что они потеряли даже способность соображать.
— Как отменили? Да ты чё, офонарел что-ли?! — первым обрел дар речи Андрюха. — Где объявление? Ты пастух или начальник станции?! Ты чё, нам тут ночевать прикажешь что-ли?
— Так это ж… родимый, до завтрашнего обеда больше ничего не будет. — совсем упавшим голосом ответил горе-начальник.
Парни застыли на месте, чуть подавшись в сторону съежившегося начальника станции, в глазах читалась жажда «мокрухи». Был такой монумент: в рывке вперед застыли рабочий, солдат и крестьянин, символизируя класс пролетариев. Так вот, наша троица своими голыми торсами производила полный эффект диктатуры пролетариата (или бойцов народно-освободительной армии Никарагуа), а бедный начальник станции был для них вместо ненавистной буржуазии. Ну чем не историческое полотно?