Проветрившись, вернулся в дом. Света в центральной части заметно поубавилось. Одна лампадка теплилась на перегородке на хозяйскую половину — дом был устроен так же: в дальнем конце выгорожена комната хозяев. Светились остатки углей в длинном очаге.
Из хозяйской комнаты раздавались женские стоны. Диалектика — кто-то умирает, кто-то работает над продолжением рода… Тут я заметил Мари — облокотившись локтями о стол и положив голову на руки он храпел во всю Ивановскую. Я хмыкнул. Так и это знакомо! Идешь на тусовку с подругой, или сам старайся не надираться, или девушку ограничивай, как известно: пьяная баба — чужая баба.
Рядом с Мари, на лавке я разглядел свернувшегося калачиком Финира, он подложил кулак под голову и спал как младенец, разве что во сне губами не причмокивал. Похоже он то как раз был счастлив — наелся от пуза, меда выпил, теперь спит. Жизнь удалась!
Под светом единственного светильника, с торца стола возвышалась гора Йоргена. Сначала я решил было, что он тоже спит сидя, но нет. Неподвижные открытые глаза блестели отсветами углей, и от того казались адски красными. Жуть, да и только! Пожилой орк, не шевелясь сопровождал меня взглядом. Возникло неприятное чувство, будто вражеский снайпер неотрывно держит на прицеле, решая — нажать спуск или пусть еще поживет человечек. Тряхнув головой, показал ему «фак». Не знаю, подействовал жест, или в дымину пьяный Йорген просто потерял интерес к какому-то силуэту, бродящему по полутемному дому, и уставился в пространство.
Вздохнул, ну раз все дамы заняты… к тому же милфы — не мой профиль, значит надо спать. Разыскал выданные мне одеяла, там же обнаружился и плащ. Соорудил постель на настиле, с другой стороны от очага, улегся. Ну, вертолеты, где вы там?
Раздалось шуршание, мне под бок кто-то подвалился. Я вздрогнул, собака? Так ведь не было никаких собак! Глаза распахнулись сами собой.
Малышка, мелкая дочка Мари и Эйдис, кажется Фритта наконец нашла себе кого-то теплого, к кому можно было прижаться в этом незнакомом, пустом доме. Аккуратно, чтоб не раздавить повернулся на бок, накрыл ребенка куском своего плаща. Ну вот, теперь я — дядюшка Асгейр, вырасту, буду рассказывать ей как качал ее на коленках…
Плавно раскачивающийся с нарастающей амплитудой пол постепенно делал свое дело — веки налились свинцом, окружающее растворилось… Я заснул.
Утром проснулся на удивление свеженький, будто и не бухал вчера. Сел рывком, протер глаза.
Женщины уже хлопотали по хозяйству, неподалеку из одеял выпутывался Мари. Все-таки выбрался ночью из-за стола. Интересно, он жену искал? И вообще, как у них тут с ревностью?