Ты можешь вернуться в прошлое. Просто не выйти за Лигана, не допустить смерти матери, расспросить ее, найти свой источник и вовремя провести привязку. В клане Тарс будет одной семьей больше, ты тоже выиграешь от подтвержденного родства. Риск? Да, есть. Этот ритуал гораздо затратней первого, потому что сама реальность будет сопротивляться изменению. Вмешательство в прошлое — слишком глобально, никто не в состоянии просчитать всех последствий. Не зря любые эксперименты со временем запрещены. Но сейчас речь идет о спасении источника, ты вряд ли можешь себе представить, насколько это важно. Только поэтому тебе помогут, как помогли и мне. Учти, будут ограничения, тебе придется дать серьезную клятву о невмешательстве в ряд событий.
Ах да, забыл сказать. Есть и третий вариант: ты можешь ничего не делать. Вообще ничего. Сейчас, когда ты читаешь это письмо, я уже должен быть в прошлом. Если все пройдет, как рассчитано, то я окажусь там в здравом уме, с памятью себя настоящего, зная, чего должен добиться. Вдвоем нам было бы легче, но я в любом случае сделаю все, чтобы защитить мою Мелку от того будущего, в котором ты оказалась. Если веришь в меңя, можешь просто жить как жила. Это тоже риск, но, думаю, не больший, чем при любом другом выборе. Глядишь, однажды проснешься моей женой и хозяйкой источника — нравится тебе такой исход? Если что, я шучу, но совсем чуть-чуть.
О своем решении, каким бы оно ни было, сообщи лично почтенному Хольму, главе „Хольм и партнеры“. Он в курсе ситуации.
Думаю, пoдписываться не обязательно. Но всe же:
Никогда о тебе не забывавший,
Томэ Кэррох».
Словно во сне, я положила листки на стол. Зачем-то снова разгладила. Толку в этом не было, но прикасаться к письму Томэ было… волшебно. Привет из прошлого, из нашей почти счастливой юности.
«Я уже должен быть в прошлом».
Так оно и есть, наверняка. Плевать, что это невозможно, запрещено, смертельно опасно. Ему — плевать. Всегда таким был. У него другие критерии. Не «невозможно», а «кому и зачем это надо». Не «запрещено», а «какие будут последствия». О чем он думал, хотела бы я знать, когда это писал?
Взгляд выхватил, словно ответ: «однажды проснешься моей женой».