Еще в начале ноября, когда стало понятно, что дело с Венгрией не будет быстрым, в России открыли набор охотников (добровольцев) среди отставных офицеров, членов ополченческих дружин и нижних чинов запаса, отслуживших действительную службу. Так что напрасно кайзер Вильгельм удивлялся отсутствию мобилизации: бойцов, что сами приходили на вербовочные пункты, вполне хватало и на восполнение потерь, и на формирование новых ударных бригад. А все дело в том, что раз на войну пошел супруг императрицы, сражающийся со своим корпусом в первых рядах, то и прочим мужчинам Российской империи стыдно отсиживаться в тылу. И то еще приходилось отказывать обремененным хозяйством многодетным отцам, все душой рвущимся повоевать за погибающих братушек. «Сиди уже дома, – говорили таким на вербовочных пунктах, – вот твои детушки-братушки рядком сидят по лавкам: сложишь голову за веру, царя и отечество – а ну как не уложится матушка-императрица с делами до сева – что они потом у тебя есть будут?»
Судьба Австро-Венгерской империи уже предопределена, и окончательное решение ее вопроса – только дело времени. Русская императрица считает, что желательно уложиться до весеннего сева, но никто не удивится, если эта история затянется до лета. Более длительного сопротивления от остатков былой роскоши никто не ждет. Теперь самое главное – разделить все по-братски между тремя великими империями, чтобы потом сразу после этой войны не передраться снова из-за обглоданных костей.
25 декабря 1907 года, 16:45. Варшава, Бельведерский дворец, императорские апартаменты.
Присутствуют:
Императрица Всероссийская Ольга Александровна Романова;
Канцлер Российской империи Павел Павлович Одинцов;
Кайзер Вильгельм II Гогенцоллерн;
Статс-секретарь военно-морского ведомства адмирал Альфред фон Тирпиц;
Наследница британского престола (пока неофициально) Виктория Великобританская.
Встречу в верхах, совмещенную со скромным рождественским ужином «после первой звезды», открыла хозяйка саммита императрица Ольга, заговорив по-немецки. Этот язык среди собравшихся понимали все.
– Друзья мои, господа и отдельно взятая дама, – сказала она, – первым делом я хотела бы минутой молчания почтить память нашего общего друга Франца Фердинанда, которые хотел исполнить самые затаенные желания своих подданных, но недооценил риски, связанные с этим исполнением, и переоценил прочность своего государства. Да и мы хороши – не предотвратили самых рискованных ходов и не оказали поддержки в критический момент, которая помогла бы нашему другу избежать самого худшего. О чем и скорбим.