Под знаком кометы (Михайловский, Маркова) - страница 147

– Аминь, месье Барту, – хмыкнул Аристид Бриан. – Вы достаточно ярко обрисовали нашу перспективу. А теперь скажите, что мы должны, по вашему мнению, делать?

– Я думаю, – ответил тот, – что мы уже достаточно поиграли в упрямство, и эта игра уже стоила нам немало – как в деньгах, так и в человеческих жизнях; а уж если в Париже случится революция, то наши головы наверняка окажутся в корзине под гильотиной. Поэтому я присоединяюсь к мнению предыдущих ораторов. Пора признавать поражение, сажать милейшего Жоржа и его подельников в клетку, перевязывать ее атласной ленточкой и начинать переговоры с монархическим альянсом об урегулировании ситуации.

Клемансо хотел было с возмущенным видом вскочить с места, но решительный жест Аристида Бриана опрокинул его обратно.

– Вы, Жорж, уже сказали все, что могли, – устало сказал премьер-министр, – и не только, как свинья, вляпались в грязную историю, но и втащили в нее нашу Милую Францию. Пожалуй, месье Барту прав, и дальнейшее выжидание будет смерти подобно. Чем быстрее мы закончим с этим делом, тем лучше. Отсюда вы отправитесь не к себе домой, а в тюрьму, и будете находиться там до той поры, пока мы не урегулируем вопрос с вашей экстрадицией в руки международного правосудия. Месье Пишон, телеграфируйте, пожалуйста, в Лондон, Берлин и Санкт-Петербург о том, что мы готовы вступить в предметные переговоры по урегулированию кризиса, сложившегося между нашими странами. В Вену ничего сообщать не надо, поскольку тамошние власти, скорее всего, тоже окажутся на скамье подсудимых. Германский император их вот-вот дожмет…


18 января 1908 года, 13:15. Санкт-Петербург, Зимний дворец, рабочий кабинет Канцлера Российской Империи.

Присутствуют:

Императрица Всероссийская Ольга Александровна Романова;

Канцлер Российской империи Павел Павлович Одинцов.

Императрица с самого утра пребывала в приподнятом настроении: совсем недавно закончилась венгерская история, и любезный Сашка вместе со своим корпусом направился в Санкт-Петербург; а тут еще Париж, поломавшись для приличия четыре месяца, выкинув белый флаг, вступил в переговоры об улаживании политических вод, взбаламученных злосчастным Белградским инцидентом. Весь день семнадцатого января Париж, Лондон, Берлин и Петербург перестукивались телеграммами, пока не пришли к взаимоприемлемым решениям. Во-первых – трибунал над неудачливыми поджигателями Мировой Войны пройдет в древнем германском городе Нюрнберге, и там же впоследствии разместятся судебные органы Брестского Альянса, предметом заботы которых станут преступники, покусившиеся не на одну страну, а на несколько государств разом. Во-вторых – дело Клемансо-Пикара-Дюпона не будет объединено с делом хунты принца Монтенуово, потому что тот преследовал личные политические интересы, никак не связанные с желанием французов чужими руками отвоевать Эльзас и Лотарингию. Убийц императора Франца Фердинанда по своим законам будет судить кайзер Вильгельм, так как место преступления, да сами преступники, с момента завершения Австрийской операции окажутся в его юрисдикции. В-третьих – с момента передачи международных преступников в руки германской полиции режим транспортной блокады Французской республики упраздняется. Пароходы «Росзерна» с грузом пшеницы и готовой муки в ожидании распоряжений стоят на рейде Генуи.