– Поддерживаю, – сказала императрица Ольга, которая через долгую беседу с кузиной Викторией и внушила британскому королю столь позитивную программу. – При этом высвободившиеся от содержания вооруженных сил и бездельников-дипломатов средства следует направить на благоустройство ваше Милой Франции, прокладку дорог, постройку школ и больниц и прямую поддержку беднейших слоев населения. Строить, скажу я вам, это лучше, чем воевать. А ты что скажешь, дядюшка Вилли?
– Если Франция не будет угрожать Германии реваншем, – подкрутил ус кайзер Вильгельм, – то и Германия не будет относиться к Франции как к врагу, которого неизбежно придется втоптать в землю. Более того, если в мире обозначится какая-нибудь угроза для лягушатников, ха-ха-ха, то мы, оберегая мирный сон французских буржуа, будем готовы выступить на защиту общеевропейских интересов конно, людно и оружно. Только у меня есть еще одно условие. Во Франции должна быть полностью разрешена пропаганда традиционных ценностей, а все это ваше «свобода, равенство, братство и любовь без обязательств» должно пребывать под жестоким, но негласным запретом. В противном случае Господь выберет камень потяжелее и шарахнет по вашему Парижу с такой ненавистью, что на фоне получившегося фейерверка померкнет гибель Помпеи.
– Дядя Вилли! – с укоризной воскликнула императрица Ольга. – Не пугайте страусов – пол бетонный…
– Ах да, Хельга… – пробормотал кайзер Вильгельм, – виноват, исправлюсь. Впрочем, ничего иного к своей речи я добавить не могу, а потому умолкаю.
– Итак, месье Бриан, – после некоторой паузы произнесла русская императрица, – надеюсь, вы поняли наши условия продолжения вашего существования? Если вы с нами согласны, то так прямо и скажите, и тогда мы перейдем к праздничному банкету. Если же нет, то поезжайте в свой Париж и ждите там окончательного решения французского вопроса. Нацию вашу мы истреблять не будем, это совершенно исключено, а вот государство зачистим до белых костей. И тогда не обижайтесь, если присутствующие здесь монархи станут решать, как жить и во что верить будущим поколениям французов. За все следует платить, и за пьяные выходки месье Клемансо тоже.
– Госпожа Ольга… – проблеял растерянный Аристид Бриан, – я не имею возможности единолично принять такое решение… Национальное собрание может меня не одобрить, и тогда…
– Ладно, месье Бриан, я вас поняла, – махнула рукой Ольга. – Вам выдадут бумагу на чистом французском языке и отпустят восвояси. Если ваше Национальное собрание в срок до первого мая ее ратифицирует, то у вас настанет одна жизнь, а если не ратифицирует, то совсем другая. И не кляните потом свою судьбу, если что-то пойдет не так. Это Господь добр к разным негодяям, зато мы, монархи – злые и недоверчивые. Dixi! Я так сказала!