– Совершенно с вами согласен, – воскликнул кайзер Вильгельм, – покушение на помазанника Божьего – это так плохо, что не может прийти в голову нормальному человеку. Но скажите, что такое Нюрнбергский трибунал, кого и за что он судил? А то мне как немцу очень интересно.
Канцлер Одинцов как-то странно хмыкнул и сказал:
– Нюрнбергский трибунал судил Германию – точнее, ее правителей – за развязывание агрессивной войны, унесшей жизни пятидесяти миллионов человек. Всех подсудимых, кто не догадался покончить с собой ранее, признали виновными и повесили за шею. Но к вам, Вильгельм Фридрихович, сие не относится ни в малейшей степени, потому что монархия в Германии пала по итогам Первой Мировой войны, а на Нюрнбергском трибунале, случившемся почти тридцать лет спустя, судили за развязывание Второй мировой войны. И если рассуждать о вреде и пользе мировой демократии, то следует отметить, что виновные в величайшем преступлении в истории пришли к власти как раз вполне демократическим путем на всеобщих выборах. Вот такая прямая параллель с нашими нынешними французскими делами.
– Ну хорошо, – после некоторых раздумий сказал британский король, – наверное, нам надо согласиться и на прием большинством голосов в Брестский альянс двух новых членов, и на дополнительные соглашения к основному пакету: «Об обеспечении безопасности колоний», «о сохранении внутренней безопасности», а также «о Международном суде Брестского альянса».
– Да, дядюшка, вы совершенно правы, – кивнула императрица Ольга. – А если французам это не понравится, то они могут катиться из Брестского альянса на все четыре стороны, и в дальнейшем пытаться жить своим умом. Дядя Вилли им при этом в помощь.
Услышав эти слова, кайзер Вильгельм заржал как кирасирский конь.
– Да нет уж, – просмеявшись, сказал он, – парижские пигмеи горазды только толпой нападать из-за угла, но если поставить их у расстрельной стенки, то они будут готовы добровольно съесть не одно ведро свежей горчицы. Вот увидите – стоит вам нахмурить брови и пригрозить Парижу этими самыми санкциями, как болтуны из Национального собрания сразу выдадут вам всех виновных, повязав их по рукам и ногам розовыми ленточками. Франция – самая независимая страна в Европе, потому что с недавних пор от нее ничего не зависит.
Принцесса Виктория склонилась к уху отца и прошептала несколько слов.
– Ах да, – будто очнувшись, сказал король Эдуард, – моя дочь говорит, что у кузины Хельги ко всем нам есть очень важное сообщение, никак не связанное со всеми предыдущими делами. Надеюсь, что это все-таки хорошие новости, после которых мы с большим удовольствием пойдем обедать, ибо время к тому уже наступило, а разговоры о политике развивают у меня просто зверский аппетит…