С тех пор в Дунае утекло много воды; Османская империя сначала как-то незаметно отступила из этих мест, а потом и вовсе прекратила свое существование, потому что у нее, помимо Австрии, появился гораздо более сильный и опасный враг. По мере того как Российская империя усиливалась и наносила туркам удар за ударом, менялись и симпатии сербского народа. Такие же православные славяне оказались нам намного ближе и милее немцев католического вероисповедания. Да и сами австрийские немцы оказались хороши: едва у них отпала нужда в солдатах-граничарах, они потеряли интерес к сербскому населению, отдав Воеводину под власть правительства в Будапеште. А быть может, я слишком строг к немцам как к народу – ведь большая часть пути по ухудшению положения сербского населения на территории Австро-Венгерской империи была пройдена во времена правления императора Франца-Иосифа, закоренелого ненавистника всего славянского и православного. Оберст Элефант говорил мне, что существуют такие люди, которые органически не могут испытывать чувства благодарности, и любого, кто сделает им хоть что-то хорошее, они тут же начинают ненавидеть всем пылом своей мелкой душонки.
Да и с нами, сербами, не все так хорошо, как хотелось бы. Большую часть истории существования независимой Сербии Россия была от нас далеко, а потому мы волей-неволей ориентировались на Германию, как самое развитое и совершенное европейское государство. В германских университетах по большей части училась наша интеллигенция, у Второго Рейха мы позаимствовали сочетание парламента и абсолютной монархии, да и воюет наша армия винтовками «Маузера», закупленными во время правления последнего короля из династии Обреновичей. В противоположность Германии, Российская империя стала главным фактором нашей внутренней политики совсем недавно. Еще четыре года назад, когда господин Димитриевич с подельниками совершал государственный переворот, Санкт-Петербург от нас был так далеко, будто находился на другой планете. Но при всем при этом даже тогда тянуло простых сербов все же к русским, а не к немцам, что доставляло некоторым представителям нашего образованного класса немалую головную боль.
И теперь все изменилось так, будто вчера была зима и выли метели, а сегодня вдруг наступило жаркое лето. Еще полгода назад никто даже не помышлял о воссоединении всех сербских земель в одно государство, но потом к моей сестре неожиданно посватался русских принц Михаил, и события завертелись в темпе жаркой сабельной рубки. Оглянешься назад, и не верится самому. Кто бы совсем недавно мог поверить, что не только русская армия станет сражаться за освобождения сербского народа, но даже сам австрийский император, сочувствуя нашему святому делу, передаст мне титул, как раз и обуславливающий его права на эти земли? И ведь Франц Фердинанд не просто отстучал соответствующее сообщение по телеграфу, а прислал специального курьера с бумагой, оформленной по всем правилам. Но я не знаю, что мне теперь делать: принимать этот отравленный подарок или гордо его отвергнуть – мол, права Сербии на Воеводину не нуждаются ни в каком дополнительном подтверждении.