Он лежал в пыли и грязи, умирая то ли от болезни, то ли от нестерпимого голода. Мимо куда-то спешили люди, но им не было до него никакого дела. Кто он такой? Последний из нищих, бедняк из бедняков, к которому-то и подойти противно!
Иоанн облизнул пересохшие губы — жажда уже давно мучила его тело, но ещё сильнее его терзала ненависть. Ненависть ко всем этим людям, что смеют предаваться удовольствиям и наслаждениям, в то время как он, некогда самый богатый и влиятельный человек в империи, ныне лежал в пыли, отвергнутый и позабытый. Иоанн горько засмеялся. Он хорошо помнил те дни, когда скопище придворных льстецов падало ниц, едва он переступал порог Буколеона, как толпы просителей выстраивались в очередь, чтобы он выслушал их просьбы. Сам император не торопился принимать решений без его совета.
Да, в народе его никогда не любили. Эта жалкая чернь никогда не понимала тех высоких замыслов, которые переполняли его душу. А Феодора, эта спесивая выскочка, помешанная лишь на собственном тщеславии. Она привыкла смотреть сверху вниз на всех… на всех, кроме него. И правильно делала. Юстиниан души не чаял в своей царственной супруге, Велизарий, этот храбрец на поле брани, терял всё своё мужество рядом с Феодорой, а двуличный евнух Нарсес старался угодить императрице во всём.
Один только Иоанн никогда не заискивал перед Феодорой и не пытался добиться её расположения. Он терпеливо ожидал того дня, когда сможет вышвырнуть грозную императрицу на улицу — туда, где она и родилась. И он был близок к своей цели. Ему не хватило немного, совсем немного времени…
Старик вдруг закашлялся, сплевывая сгустки крови, а спустя мгновение рухнул в дорожную пыль. Сердце Иоанна Каппадокийского остановилось. Но никто из прохожих не обратил внимания на тело нищего старика…