Капитан Уинтерботтом потягивал бренди с имбирным элем, когда на пороге появился Тони Кларк.
– Слава богу, сегодня свежо и прохладно.
– Да, давно бы пора дождю пройти, – откликнулся капитан Уинтерботтом.
– Я раньше понятия не имел, как выглядит тропическая гроза. Надо думать, теперь жара спадет.
– Ну, не совсем так. Прохлада продержится два дня, не больше. Настоящий сезон дождей начнется только в мае или даже в июне. Садитесь же. Понравилась вам книга?
– Да, большое вам спасибо. Очень интересная вещь. Пожалуй, мистер Аллен чуть-чуть излишне догматичен. Можно даже сказать, немного узковат.
Вошел младший бой капитана Уинтерботтома, Бонифас, с серебряным подносом в руках.
– Что масса пить?
– Сам не знаю.
– Может, пробовать «старожила»?
– А что это такое?
– Бренди с имбирный эль.
– Отлично. Выпью «старожила». – Кларк впервые взглянул на младшего боя, одетого в накрахмаленный белый форменный костюм, и заметил, что тот удивительно красив.
Капитан Уинтерботтом, казалось, прочел его мысли:
– Прекрасный экземпляр, не правда ли? Служит у меня пятый год. Когда я взял его в услужение, это был совсем мальчонка, лет тринадцати, – они ведь никакого представления не имеют о годах. Он был совершенно неотесан.
– Вот вы говорите, что они не имеют представления о годах…
– В смене времен года они разбираются, я не это имею в виду. Но вы спросите туземца, сколько ему лет, и он даже не поймет, о чем речь.
Вернулся младший бой с напитком для Кларка.
– Большое спасибо, – поблагодарил тот, взяв стакан.
– Пожалуйста, сэр.
Мириады крылатых муравьев роились вокруг настольной лампы в дальнем углу комнаты. Многие, потеряв крылышки, ползали по полу. Кларк наблюдал за муравьями с живейшим интересом и спросил, не кусаются ли они.
– Нет, они вполне безобидны. Это дождь выгнал их из земли.
Некоторые муравьи ползали, сцепившись брюшками.
– Весьма любопытную оценку вы дали Аллену. «Немного узковат» – так, кажется, вы сказали?
– Такое у меня складывалось впечатление – временами. Например, он не допускает и мысли о том, что в туземных институтах может быть что-либо ценное. Из него бы, наверное, ревностный миссионер получился.
– Вы, я вижу, прогрессист. Когда вы проживете здесь столько, сколько прожил Аллен, и получше узнаете туземцев, вы, вероятно, сами откажетесь от некоторых ваших новомодных теорий. Интересно, что бы вы теперь говорили, если бы, как я, видели зарытого по шею в землю живого человека с куском поджаренного ямса на голове – приманкой для стервятников? Мы, англичане, – странные люди, все-то делаем половинчато. Посмотрите на французов. Эти не стыдятся приобщать отсталые расы, которые они взяли на попечение, к своей культуре. Их отношение к туземному правителю ясно и недвусмысленно. Они говорят ему: «Эта земля принадлежала тебе, потому что ты был достаточно силен, чтобы удержать ее. По той же причине она принадлежит теперь нам. Если ты недоволен, выходи и сразись с нами». А что делаем мы, англичане? Мы барахтаемся, хватаясь то за одно средство, то за другое, прямо противоположное. Мы не только обещаем царькам, сохранившимся от дикарских времен, что они и впредь будут сидеть на троне – вернее, на грязных звериных шкурах, – но еще и всячески стараемся насаждать вождей там, где их никогда раньше не было. Тошно становится от всего этого. – Он допил остаток своего бренди с элем и крикнул Бонифасу, чтобы тот принес новую порцию. – Если бы такая половинчатость во всем отличала лишь старых мастодонтов в Лагосе, еще куда ни шло, но когда я замечаю эту болезнь у молодых колониальных чиновников, у меня просто руки опускаются. А человека убежденного мы считаем, видите ли, узковатым.