— Шейд, я не пойму. Я чётко слышу тогрутский, но в нём то и дело проскакивают более грубые слова. И как ни странно, но эти слова я воспринимаю намного тяжелее. Что это за язык? — Оба-на. Вот это поворот. Это что же получается, моё сознание не может определиться, какой язык для меня родной? Интересно…
— Это язык одного народа. Он мёртв, потому как здесь на нём никто не говорит. Совсем никто.
— А откуда ты его знаешь?
— В том и загвоздка, что я без понятия. По идее, я его знать не должен, но… он со мной.
— Странно… очень странно.
— И не говори. Не иначе, чем Сила пошутила. Слушай, а я правильно понял, что ты говоришь на катаре?
— Да. Я читала о подобном способе общения. В нём каждый из собеседников говорит только на своём родном языке. Но в том и странность, что ты говоришь одновременно на двух разных языках, чего быть не должно.
— Давай… оставим эту тему?
— Хорошо. О чём хочешь спросить?
— Ну почему сразу спросить?
— Шейд, я слишком хорошо тебя узнала. Да и потом, я стойко ощущаю твои эмоции, — я замер, — Ой, а я и не знала, что ты так сильно прячешь свои чувства, — от нахлынувших эмоций и мыслей моя концентрация сбивается, и я выхожу из транса. Повернувшись к сидящей в трёх метрах Вес, вопросительно поднимаю бровь, — Зато теперь я знаю, что не ошиблась, — И тут во мне словно что-то щёлкнуло.
— Ты… так, погоди. Ты ведь специально подстроила наше опоздание, чтобы нас отправили на медитацию. Верно? — она улыбнулась, — Откуда в тебе столько хитрости?!
— Ну так ведь ки-и-иса. А коты хи-и-итрые, — протянули с наглой улыбкой.
— Допустим. Но откуда ты обладаешь телепатией? Даже я так не могу, а мама пыталась научить.
— Папа обучил, — она пожала плечами, — Он следопыт, управляющий охраной колонии, из которой я родом. А ты очень хорошо прячешь свои чувства, Шейд. Глубоко в сердце. Будь они хорошими или плохими. Если я тронула то, что нельзя, прости, пожалуйста. Мне просто хотелось их увидеть. Ты ведь даже в постели их прятал… — тихо прошептала она, — Зато мои читал, как книгу.
— Хех. И что же ты увидела?
— Доброту. Заботу. Желание обнять. Защитить, — она покраснела и отвела глаза, — А ещё ты не боишься смерти. Совсем. Словно приговорённый к смерти, который уже с ней смирился, — её взгляд сменился на задумчивый, как будто меня увидели в новом ракурсе, — И в тебе достаточно много гнева и обиды. Но вот на что, я разобрать не смогла, — она наклонила голову, словно спрашивая. Глубоко вдохнув, на выдохе отвечаю.
— Смерть… у меня к ней особое отношение, скажем так. Поверь мне, умирать не страшно, страшно жить. Я… знаю, о чем говорю, — несколько мрачнею, глядя в пол.