Остров Капри. Туристы у Финикийской лестницы, ведущей в Анакапри (фото 1890-х гг.).
Розановы побывали в Венеции, Флоренции, Риме. В Неаполе поселились в одном из отелей на Via Partenope рядом с набережной:
«Via Partenope, прямо в виду Везувия, вьется лентой по берегу залива – и есть единственное в Неаполе не пыльное, не грязное, вполне роскошное место. Не все жители ее подозревают о смысле ее имени. У меня в коллекции древних монет есть две неаполитанские, еще языческие, на передней стороне которых прекрасная женская головка греческого типа: это – нимфа Партенопе. Дело в том, что Неаполь – древнейший греческий городок, закинувшийся на западное побережье Апеннинского полуострова, еще когда были только финикияне и греки и не было римлян. Городок этот, очевидно, колония, ибо имя его Neapolis значит то же, что наше «Нов-город»; он почитал нимфу Партенопе, обитательницу и обладательницу прекрасных вод залива. Ее изображение, как в Афинах изображение Паллады, и помещалось на чеканившихся здесь греческих монетах. Городок перешел к Риму; пал Рим – он вошел в хронику Средних веков, а затем перешел в новые времена и наконец сделался теперь всемирным сборищем туристов, а самая щегольская его улица, застроенная отелями и пансионами для иностранцев, получила и имя древней нимфы».
Уже в ходе итальянской поездки Розанов начал писать путевые очерки, которые были тогда же напечатаны в газете «Новое время» (среди них – эссе о Неаполе, Везувии, острове Капри). Размышления Розанова, навеянные его поездкой в Помпеи, были опубликованы во втором номере журнала «Мир искусства» за 1902 г. с иллюстрациями Льва Бакста. Собранные впоследствии вместе, итальянские зарисовки Розанова составили его книгу «Итальянские впечатления» (СПб., 1909).
Впечатления Розанова от Неаполя в целом лишены любви и сочувствия:
«Огромный, жадный, ленивый и грязный; пьяница, развалившийся среди лугов и всяческого очарования природы, – вот ему сравнение… Везувий вечно грозит Неаполю пальцем, но его легкомысленное население только посмеивается и обирает своего возможного судию и сторожа в том смысле, как собирает дань с апельсинных дерев, хорошеньких девушек, своих певческих талантов и легкомыслия туристов…»
Прав, однако, знаток Италии, писатель П. П. Муратов, который увидел в «Итальянских впечатлениях» Розанова и нечто другое:
«В этой странной и такой чисто русской книге не слишком много Италии. Ее автор, чувствующий с единственной в своем роде глубиной уклад русской жизни, даже и в Италии всегда как бы повернут лицом к России. Не только его мысли, но и даже и взоры обращены домой. Он не был свободным странником; есть что-то похожее на „отпуск“ в его досуге и на „отлучку“ в его путешествии. Но слеп будет тот, кто не заметит и в этих страницах „Впечатлений“, особенно там, где Розанов соприкоснулся с античным, алмазов чистой воды и гениального воображения».