Вскоре молодой человек понял, что он больше ни в ком не нуждается и сам по себе является собственной рекомендацией.
Однако в пору этих успехов у Хьюма возобновилось кровохарканье.
Он консультировался у лучших европейских врачей, которые посоветовали ему совершить путешествие в Италию.
Но пойти на такой серьезный шаг и покинуть Америку, не посоветовавшись с духами, он не осмелился.
Духи, к которым он обратился за советом, придерживались того же мнения, что и врачи.
Ничто больше не удерживало Хьюма в Бостоне.
Распрощавшись с Соединенными Штатами, Хьюм пересек Атлантический океан, достиг Англии и в апреле 1855 года прибыл в Париж.
Там он провел лето.
Он чувствовал себя еще плохо, и сеансы сильно утомили бы его; не говоря никому ни слова о своих необычайных способностях, он ограничился тем, что начал изучать французский язык.
С помощью духов-полиглотов это стало для него просто развлечением: через пять месяцев Хьюм говорил по-французски так же, как он говорит сейчас, то есть превосходно.
В сентябре он отправился во Флоренцию.
Как только Хьюм прибыл в город Медичи, ему нанесла визит миссис Троллоп, знаменитая путешественница. Она пыталась встретиться с ним и раньше, когда он был проездом в Лондоне, но Хьюм, которому тогда очень нездоровилось, ее не принял.
Однако во Флоренции его самочувствие улучшилось, и он не видел никакой помехи тому, чтобы принять миссис Троллоп.
Но стоило миссис Троллоп войти в дом Хьюма, а вернее, стоило Хьюму войти в дом миссис Троллоп, как у него не стало возможности отказываться от выступлений.
Пришлось возобновить сеансы.
Хьюм находился в это время в расцвете своих сил, и духи не покидали его ни на минуту: куда бы он ни направлялся, под рукой у него всегда было два или три духа.
Никогда султану в Константинополе, шаху в Исфахане, радже в Лахоре или Кашмире их невольники не служили с большим проворством и преданностью.
Он творил чудеса, которые мне, к моему глубочайшему сожалению, не довелось увидеть; особенно сильное впечатление производили сеансы у г-жи Орсини, дочери Григория Орлова, и у очаровательной мадемуазель Венцель. Я знал их обеих: у них были тогда самые приятные дома во Флоренции; теперь обе они уже скончались.
Госпожа***, женщина в высшей степени благородная, добрый гений всех французов, стала их преемницей и заняла их место, не заставив при этом забыть о них и не забывая о них сама.
В этих домах духи творили нечто сверхъестественное, и это доказывало, что им по нраву люди благородные.
Они поднимали столы, устраивали бег с препятствиями для диванов и кресел, играли двумя бесплотными руками на рояле и, наконец, самое удивительное, заставили дух отца написать на бумаге пять слов своей дочери: