Мысли крутились вокруг двух писем-докладов, полученных от Джона Микитюка, привез их в Киев Власенко, прилетевший из Канады навестить мать.
Он завалился ко мне в редакцию где-то около двенадцати, а уж дышал свежим коньячным духом, настроение у Анатолия было безоблачным и любвеобильным. Он долго и радостно тискал меня, а мне было немного жаль его, потому что на моей памяти было немало ребят, начинавших с праздников, а потом терявших над собой контроль и в будни. Многие из них уже на Байковом…
Мне стало как-то неловко, даже стыдно (отчего мы стыдимся себя, когда честны?), что встречаю друга, пусть в душе, но осуждая его, как бы подчеркивая этим собственную чистоту и благоразумие. Да ведь я если что и ненавидел в жизни, так это благоразумие, розовое и холодное, как февральское солнце! Ведь именно оно чаще всего и оборачивается предательством самого себя и других!
— Кончай трудиться, старина! От работы кони дохнут, помнишь нашу присказку? — вскричал Власенко, решительно сгребая на моем столе в одну кучу гранки завтрашней четвертой полосы, подготовленные к вычитке, авторские письма, статьи, принесенные моими сотрудниками, свежие газеты, журналы, папки с вырезками и документами.
— Не могу сейчас, номер нужно сдать! — взмолился я.
— Не можешь? Так я сейчас пойду к редактору и скажу: отпустите, пожалуйста, Олега Ивановича Романько со мной, консулом СССР в Канаде, прибывшим на отдых и отмечающим нынче свой день рождения. Спорю, отпустит!
— День рождения? Не врешь?
— Гляди! — Власенко вынул из внутреннего кармана светло-голубого, ладно сидящего на нем костюме дипломатический паспорт и сунул мне в руку. — Без балды — 12 июля. Сорок лет — как один день!
— Поздравляю, Толя… — растерянно поздравил я. — Посиди минутку, я схожу к шефу…
— Может, и мне с тобой?
— Посиди, отвечай на телефонные звонки, что сейчас буду…
У входа в комбинат «Радянська Україна» на солнце раскалилось такси. Мы сели сзади.
— Погоняй, шеф, в «Курени», — распорядился Власенко.
Я редко захаживал в этот ресторан на днепровских склонах. Как и в других киевских ресторанах, кормили здесь плохо, может быть, даже хуже, чем на Крещатике. Возможно, это объяснялось изобилием свежего днепровского воздуха, что сам по себе, по мысли местного руководства, был способен сдобрить любую, самую невкусную еду.
— А, старина, не обжираться ведь пришли — поговорить! — отмахнулся Власенко от моего замечания. — Звонил Люси — жаль, со студентами на практике. А то было бы здорово, как в прежние добрые времена, — вместе. Ну, ладно, ты рядом, скучать не станем.