Я потолкался в сыром, душном помещении магазина тканей на Крещатике. Меня кто-то толкал, кому-то я наступал на ноги и извинялся. Зачем-то брал в руки и мял совершенно ненужные мне шерстяные ткани, просил показать тюк, лежавший на верхней полке, чем вызвал недовольство продавщицы с перевязанным платком горлом и сиплым голосом; ткнулся в кафе при метро, но к кофеварке было не протолкнуться — цены на мировом рынке на кофе, говорят, никак не могут упасть. Поймал себя на мысли, что в разгар рабочего дня народу как в праздник. Но вот в кафе-мороженом — ни души, и закутанная в толстую шаль пожилая продавщица равнодушно выдавила из автомата некое подобие светло-коричневого «Монблана». Не забыла сунуть пластмассовую ложечку, налила стакан ледяного виноградного сока из автомата-холодильника. Отсюда, со второго этажа, Крещатик выглядел вовсе осенним — лужи, кое-где уже и желтые листья поплыли, как кораблики в бурном море…
Мороженое я есть не стал, а вот сок выпил с удовольствием, и он несколько охладил перегретый мозг.
— Надо к Марине зайти, теперь пацан-то к ней перешел, — подумал я вслух. — Может, чем и помочь нужно. — И хотя бывшая жена Добротвора и прежде не вызывала во мне симпатий, а после «ограбления» квартиры Виктора я вообще воспылал к ней презрением, тем не менее теперь от нее зависела судьба семилетнего славного мальчишки, в коем отец не чаял души. Чем больше я сидел на открытой веранде кафе, тем сильнее крепло мое решение.
Чтоб не откладывать дело в долгий ящик, решил зайти немедленно, тем более что жила Марина рядышком, на Заньковецкой. Мне случалось пару раз бывать в ее родительском доме еще тогда, когда они только поженились и Виктор перебрался к жене «в приймы», как он говорил. Впрочем, без квартиры Добротвор оставался недолго: он стал тогда быстро выдвигаться и вскоре стал лидером в своей весовой категории не только у нас в стране. Ему шли навстречу во всем.
Но прежде я заскочил в телефонную будку и позвонил в редакцию. Предупредил, что буду к трем, не позже. Это было как раз время, когда дежурный редактор по номеру приступал к своим обязанностям и должен был находиться в кабинете.
Я прошел через пассаж: мимо бронзовых досок с барельефами и бюстами выдающихся людей, имевших счастье жить в самом что ни есть центре города, сквозь плотную толпу покупателей, штурмующих детские магазины и равнодушно взирающих на памятные доски, и вышел на Меринговскую. Здесь, чуть выше, в доме с аптекой, жила Марина.
Я поднялся на десять ступенек вверх — квартира располагалась в бельэтаже. Было непривычно чисто в подъезде, на подоконнике даже стояли цветы в вазонах.