Но жизнь в пустыне сурова. Иногда два-три года подряд не бывает дождей, травы не растут, цветки не цветут, добыча муравьев — насекомые исчезают. Для муравьев наступают тяжелые времена: они голодают, вымирают.
Бегунок — дитя пустыни. Там, где, казалось, и жить нельзя, он находит пропитание. Его кормят ноги. С неимоверной быстротой бегают вокруг неутомимые разведчики и что-нибудь находят. Каждой семье необходим большой охотничий участок. А если семья очень крупная или рядом завелась новая, начинает возникать колония, что делать? Вот тогда и наступает объединение отводков в одну семью, в которой проще регулировать рождаемость, а инициативу молодых семей приходится гасить.
В прошлый и позапрошлый годы стояла засуха. Сейчас это место, в котором происходило маленькое событие, тоже обошли дожди. Не зря бегунки взялись за ликвидацию новой семьи.
Жара страшная. И попутный ветер. Едем вместе со столбом пыли. Наконец не выдержали, остановились пить чай. К нам подлетела как всегда любопытная каменка-плясунья.
— Определенно хочет пить! — уверенно говорит Николай и с убеждением своей правоты подходит к ней с консервной банкой, заполненной водой. Каменка отлетела в сторону, на банку никакого внимания. Для нее интересны мы, люди. Здесь они так редки. А без воды она привыкла обходиться.
Опять выскакивают джейраны. Один раз самец-рогач с двумя козлятами. Оказывается, и он может водить малышей. Куда же делись матери? Уж не погибли ли? И вдруг деловито, без остановок, гуртом, опустив книзу горбоносые головы, скачут сайгаки. И никакого к нам интереса.
С величайшей поспешностью через дорогу промчался большой желтый зверек к своей спасительной норе, странно подбрасывая кверху зад. Это тонкопалый суслик. Даже здесь он осторожен.
Неожиданно меняется ландшафт, барханы остаются позади, и пред нами солончаки, поросшие травами, кустарниками тамариска да чингиля. Здесь, видимо, совсем неглубоко грунтовая вода. Сюда в недалеком прошлом, вероятно, доходило озеро Балхаш. Местами земля голая, плотная, покрытая корочкой затвердевшей соли, местами же голые площадки совсем влажные. На них множество норок солончакового сверчка — замечательного и звучного певца пустынь. У него, как мне удалось узнать, особенный, не такой, как у всех, образ жизни. Прежде чем линять, он роет аккуратную норку и запасает в нее еду — зеленые стволики солянок, заделывает вход тонкой изящно вылепленной крышечкой. Просторные норки роет и самочка. В них она откладывает яички и сторожит их, пока не появятся на свет крошечные сверчки.