Здесь много, особенно у самых входов в норки, маленьких кучек песка, диаметром приблизительно сантиметров 12–14. Под каждым холмиком — несколько катышков свежих экскрементов. Закапывание фекалий — особенность поведения песчанок. Оно, видимо, имеет какое-то значение. Под песком, прогретым солнцем, во влажных фекалиях происходит процесс обработки неусвоенной клетчатки особыми бактериями. Пройдет некоторое время, и песчанка, откопав свои уборные, не без аппетита будет уплетать продукт переработки кишечника. Так растительная пища проходит двойную переработку. Свои фекалии поедают многие другие грызуны.
Сходным путем обрабатывают поедаемую древесину и термиты. Колбаски испражнений своих собратьев, богатые бактериями и простейшими организмами, едва они появляются из заднепроходного отверстия, жадно поедаются другими термитами.
Дороги по-прежнему нет, едем по сухому руслу реки, лавируя между куртинками тростника, сухими валежинами, с опаской обходим полу-высохшие ямы. В них грязь и можно засесть основательно и надолго. Вдруг слева на высоком берегу два больших холма. Оказывается, начало большого канала. Отсюда брали воду на поля трудолюбивые землекопы XII столетия. Канал начинался глубоким рвом, а далее совсем мелкий. Сказываются особенности транзитных рек пустыни. Вода несет много взвеси песка, ила, и они отлагаются на ее дне. Наконец сухоречье пересекает старая и, судя по всему, давно заброшенная дорога. Как мы рады ей после долгих мытарств по пустыне! Она выходит на бывший берег и идет рядом с сухим руслом. Вскоре мы минуем большую поваленную ветром топографическую вышку, а за ней проезжаем множество глиняных квадратных оградок и несколько высоких конических, полуразвалившихся мавзолеев. В каждой оградке — семейное погребение. Это городок мертвых. Он очень стар и весь зарос могучим саксаулом. Очень давно, когда, быть может, по сухому руслу еще текла река, здесь жили кочевники-скотоводы и привозили в это место хоронить усопших.
Странное впечатление произвел на меня этот город молчания, сверкающие белизной, полуразмытые дождем стены между черными и корежистыми стволами замершего в тишине старого леса.
Сколько лет этому кладбищу? Наверное, несколько столетий.
Здесь, среди белых стен, в густом саксаульнике я впервые в этой пустыне увидел маленького щитомордника. Уползая от нас, он нервно вибрировал хвостиком подобно своим ближайшим родственникам — гремучим змеям. Но погремушек на конце хвоста у щитомордника не было, а крупные щитки, возможно, издавали звук, но он был недоступен слуху человека. Иначе зачем было бы этой ядовитой змее трясти кончиком хвоста.