— Зачем тебе нужно было меня видеть? — спросила она. Впервые Чоудхури задумался о причинах, которые она придумала для их встречи: что он потерял работу; что его мать больна; что он болен. Что бы это ни было, она несла ожидание в своей напряженной позе и слегка нахмуренном лице.
Он выпалил, что он сделал с их дочерью в одном длинном предложении: — Я не буду привозить вам Ашни в четверг, потому что она с моей матерью в Нью-Дели, гостит у моего дяди, вице-адмирала, поскольку здесь небезопасно после того, что мы сделали в Чжаньцзяне, и если вы или кто-то еще считает, что Пекин не будет мстить, тогда вы ошибаетесь, но мы не знаем, куда придет это возмездие, но поскольку мы нанесли удар по их родине, имеет смысл только то, что они нанесут удар по нашей родине, и я не собираюсь играть в русскую рулетку с тем, какой город Пекин решит атаковать, вы можете судить меня сколько угодно и мне все равно, потому что, несмотря на то, что я американец и даже несмотря на то, что я работаю в этой администрации, я в первую очередь отец, и я должен делать то, что лучше для моей — извините — для нашей дочери .
К тому времени, как Чоудхури закончил, он тяжело дышал. Он сидел очень тихо. Саманта была так же неподвижна, когда сидела напротив него. Он пристально наблюдал за ней, ожидая ее реакции, надеясь, что она снова не отодвинет стол и не бросится к двери, не помчится домой, чтобы позвонить адвокату и потащить его к судье, как она делала при каждой возможности во время их горького развода.
Если Саманта и хотела встать и уйти, то, по крайней мере, на мгновение была поставлена в тупик появлением еды. Прошло несколько долгих мгновений.
Наконец она сказала: — Ешь свой суп, он остывает. — Она принялась за утку, оторвав ножку и содрав кожу. — Я полагаю, ты думал, что я буду сердиться на тебя из-за этого?
Чоудхури сделал легкий, почтительный кивок.
Саманта начала качать головой; казалось, ее это почти позабавило. — Я не сержусь на тебя, Сэнди. Я благодарна, что нашей дочери есть куда пойти. В какое-нибудь безопасное место. У нее это есть только из-за твоей семьи, а не из-за моей. Если уж на то пошло, я должен благодарить тебя.
Чоудхури хотел сказать, Но это означает, что вы, возможно, не увидите ее долгое время , и передумал. Он знал, что Саманта понимает это и собирается с силами, чтобы принять боль от такого вывода. Чоудхури не мог не восхищаться ею. И в этом восхищении он не мог не задуматься об одной из величайших ироний жизни, а именно о том, как много разведенных пар понимают друг друга лучше, чем многие супружеские пары. Они видели друг друга в своих лучших проявлениях, когда влюблялись и строили совместную жизнь; и в худших, когда разлюбливали и разрушали эту жизнь. Что было особенно мучительно, когда речь шла о детях.