Год Иова (Хансен) - страница 48

В этот раз она уже ни о чём не жалела, не плакала и не извинялась. Она уже не мчалась к нему с безумной любовью, как было, когда она кидала в него раскалённые кофейники и стаканы. В этот раз она плюнула в него, вбежала обратно в дом и захлопнула дверь. Она даже не вызвала скорую. На улице собралась кучка людей в плавках и купальниках. Их привлекли громкие ругательства Риты на испанском и на английском. Разинув рот, они наблюдали за тем, как какой-то несчастный полуголый придурок пытается попасть в дом обратно по лестнице. Скорую вызвал один из этих зевак А потом потребовал назад свои десять центов, когда санитары усаживали Джуита в карету.

— Сейчас ты готов простить меня? — Она снимает с себя через голову разноцветную водолазку — с оранжевыми, алыми, красными и зелёными полосами. — Знаешь, я не понимала, что делаю. А что я могла сделать? Что мы могли сделать?

Она бросает водолазку на стул. Бюстгальтер крепко обтягивал её массивные груди, словно парус, надутый ветром. Её кожу теперь покрывало множество родинок, как бывает у пожилых женщин. Он отворачивается.

Она говорит:

— Вся проблема была в Конни. Конни и её дети.

— Нет, — холодно отвечает он. — Проблема была во мне. Я не мог смириться с тем, что между нами всё кончено. Я не мог этого принять, не мог даже думать об этом.

Он застёгивает молнию своей куртки.

— А у тебя не хватало духу сказать мне, что я стал пятым колесом. Ты оставалась добра ко мне столько, сколько могла. Не удивительно, что иногда ты теряла контроль над собой. — Я? Оставалась к тебе добра? Чёрт меня подери! Да как бы я без тебя за детьми присматривала?

Она идёт в ванную. В умывальнике плещется вода. Он слышит, как она фыркает. Она смывает свой грим. Её голос вибрирует в кафельных стенах ванной:

— Я обманывала себя, думая, что смогу. Но этот обман разлетелся на куски. Двадцать четыре часа вместе с Конни и только с ней? Забудь.

— Спокойной ночи, — отзывается он, надевает капюшон и открывает дверь.

От холода перехватывает дыхание. Он захлопывает дверь за собой. Вобрав голову в плечи и опустив её, он идёт к своему номеру. Конни всегда усмехалась, когда Рита кидалась вещами в Джуита. Рите нуждалась в мишени, так уж она была устроена. С уходом Джуита мишенью стала бы Конни. Она была хорошо сложенной, но при этом высокой и ширококостной, словно Микеланджелова колдунья, выросшая в лачуге арканзасского издольщика. Пожалуй, она бы не захотела стать мишенью для Риты — по крайней мере, после Отто — мясника-мужа, который весил триста шестьдесят фунтов, и который избивал её каждый месяц целых одиннадцать лет, прежде чем она ушла к Рите. Скука ли положила конец отношениям двух женщин? Возможно. Время может сыграть с правдой жизни любую шутку. Скорее всего, сегодня Рита просто сказала так, чтобы поднять Джуиту настроение — как будто сейчас это имело какое-нибудь значение. Теперь об этих событиях ему могли напоминать только шрамы, которые начинали болеть в сырую погоду.