— Умирает? — говорит Билл. — Все мы когда-нибудь умираем, уж на то воля Божья.
Голый он стоит посреди ванной и смотрит в зеркальце бритвенного прибора. Он откидывает густые чёрные волосы с гладкого чистого лба и зачёсывает назад.
— Вот я умираю, к примеру. Посмотри. — Он наклоняет голову. — Эти дурацкие волосы выпадают горстями.
Он наклоняет голову ниже и стучит себе по темени пальцами:
— Посмотри. Лысина величиной с доллар.
Никакой лысины там нет, но Билл, как обычно, не даёт Джуиту возразить. Билл опять смотрит в зеркало, оттягивает верхнюю губу к носу. Он говорит это Бог знает как, но Джуиту удаётся уловить смысл.
— Чёртовы дёсны отходят от зубов. — Он отпускает губу. — А что потом, знаешь? Зубы начнут выпадать. — Он провёл ладонями по щекам, показав мякоть под нижними веками. — Посмотри на меня. Ты, небось, больше на меня не посмотришь. Не лицо, а костюм за полтинник зелёных. Всё в морщинах.
— Перестань растягивать лицо, — укоряет Джуит по-матерински.
Он обнимает Билла, притягивает к себе и целует край его нежной и смуглой шеи, у кромки волос, всё ещё влажных после душа.
— На костюмах за полтинник зелёных не бывает морщин и пятен. После многих лет носки они выглядят так же ужасно, как в день покупки. Ничто не может им повредить. — Ладонью он проводит по груди Билла и его плоскому, подтянутому животу. — Они весьма жизнестойки.
— Да, но я то не жизнестойкий, — говорит Билл. — Я быстро теряю свою жизнестойкость. Тебе уже и домой приходить не охота.
Он берёт красный гребешок и расчёсывает волосы. — Я становлюсь старым и мерзким.
— Ты не знаешь, что значит быть старым, ты не знаешь, что значит быть мерзким, и ты не знаешь, что значит умирать. — Джуит отпускает его и выходит из ванной. — Пойдём. Я приготовлю тебе замечательный завтрак. Это тебя взбодрит.
Он уходит по коридору. Билл кричит ему вслед:
— Зато я знаю, что тебя не бывает дома.
Всё, что стоит на кухне, покрыто плёнкой пыли. Не то, что в спальне и ванной. Там нет не соринки. Как, впрочем, и во всех остальных местах — вчера вечером он был слишком уставшим, чтобы заметить это. Кроме кухни. Почему те, кого он любит, не в состоянии накормить себя сами? Можно себе представить, как Билл перебивался всё это время — на обед вино с ломтиками сыра дома у своих друзей-интерьерщиков, на первый и второй завтрак — куиче с ирландским кофе на яхтах в Малибу в компании владельцев бутиков из Беверли Хиллз. Билл способен взволновать этих типов своей природной мужественностью. Но чем они способны его взволновать — и насколько просто ему взволновать их?