– Айван, ты и дальше можешь молоть чушь про жадных силовиков, но пожалей, пожалуйста, свое и мое время, – устало произнес он тоном взрослого, который отчитывает нашкодившего пацаненка. – Мы всё знаем, и вот что я тебе скажу: спасти тебя может только полная искренность. Ты же не гражданин Америки, Айван, ты не сделал для нас ничего хорошего, более того – пользуясь твоим поисковиком, враждебные нам силы пытались продвигать свои интересы. Здесь, у нас, на нашей земле. И почему мы должны тебе помогать?
– А как же свобода, демократия, общечеловеческие ценности? – наигранно удивился я.
– Это все, парень, для граждан Америки. И мы, конечно, можем дать тебе наше гражданство. Но его нужно заслужить.
– Цыганочку, что ли, как дрессированный мишка, на задних лапах вам станцевать?
– Да хоть бы и так. Жить захочешь – и не такое станцуешь…
– Здорово. Хорошо говорите, убедительно… – сказал я задумчиво. Глаза высокого чина вспыхнули торжеством, и я с огромным удовольствием обломал ему кайф. – Только вот ничего нового я от вас не услышал. То же самое и так же убедительно говорили мне и на Лубянской площади в Москве. Ну и зачем, как вы думаете, я сбежал? Чтобы слышать теперь то же самое от вас? Ну уж нет, на родном языке эта мерзость звучит все же приятнее… В общем, мой адвокат уже послал вам официальное заявление о поступающих мне угрозах. А я сейчас выйду из вашего замечательного кабинета, соберу пресс-конференцию и поведаю журналистам, для кого в вашей замечательной стране свобода, закон и демократия, а кому нужно за обещание плюшек трюки грязные исполнять. Думаю, это будет расценено как шантаж и вас уволят. Это минимум…
– Полегче, парень, у нас разговор не под запись, кто тебе поверит?
– Ну почему не под запись? – удивился я. – Под запись. Вы меня не предупреждали, что не под запись, и я записал все на смарт-часы. Только не надо их у меня отнимать, файл автоматически в облаке сохраняется. Я же все-таки программист. И еще: облако это вы никогда не найдете, потому что программист я хороший.
Весь разговор с высоким чином я пересказывать не буду. Скучно. Он сказал, что пошутил и что я пока еще плохо понимаю грубоватый американский юмор. Я тоже посмеялся. Расстались мы почти друзьями. Только когда на прощанье он обнял меня, показалось, что услышал я в ухе невнятный, еле различимый свист, вроде “разобью посуду” или “убью, паскуда”. Но, возможно, это мне только показалось.
В итоге могущественное американское государство вписалось за меня по полной. Предлагали даже личную круглосуточную охрану, но я благоразумно отказался. Нанял нескольких бывших спецназовцев из Израиля. Это оказался один из самых умных поступков в моей жизни, много раз они меня потом спасали, но сколь веревочке ни виться… Да, впрочем, вы знаете. Главное – по дипломатическим каналам местные недетские парни донесли до русских недетских парней, что мальчика Ваню трогать нельзя, он под защитой взрослых пацанов с Техасщины. В свою очередь я по собственным каналам передал письмо русскому царю. В нем между неприкрытой лестью и извинениями я упоминал, что мои заверенные у нотариуса показания о русском вмешательстве в американские выборы хранятся в надежном месте. Мол, извиняюсь, но вынужден был это сделать, страхуясь от злых бояр, превратно информирующих царя-батюшку о моей деятельности. И как только царь удалит от себя вороватых придворных, я тут же преподнесу ему