А посылать придется молодого, юного, просто не было еще учителей постарше. Куда посылать? На смерть?
Полукруглый диск луны выплыл из-за облака и осветил макушки тополей, а через миг в черном бездонном небе замерцали звезды. Вот тебе и долгий дождь, обещанный облаками! Был он коротким, пролился сразу весь без остатка, как и жизнь этих юношей, посланных в Ходжикент. Тяжелые облака, казавшиеся неподвижными, на самом деле были летучими, унеслись на невидимых крыльях, не удержишь, но вместо пыли оставили на листве свои живительные капли. Все же оставили!
Райхоны, разросшиеся во дворе, самые пахучие цветы на свете, от которых пьянеет человек, после дождя, в чистоте промытого воздуха, напоминали о себе, совсем уж не скупясь и дурманя…
Ни Абдулладжан, ни Абиджан, наверно любившие этот запах с детства, больше не услышат, как пахнут райхоны…
Кого послать в Ходжикент вслед за ними и вместо них?
На столе, в черной большой коробке телефона, второй раз сипло затрещал звонок. Махсудов заспешил на его зов. Поздний час, однако. Кто-то еще не спал, кому он требовался?
— Здравствуйте, товарищ Махсудов, — услышал он и по голосу сразу же узнал говорившего.
— Здравствуйте, товарищ Икрамов.
Это был ответственный секретарь ЦК компартии Туркестана. Молодой голос его звучал приглушенно и расстроенно:
— Я по поводу Ходжикента. Что будем делать, Махкам-ака?
И Махсудов хотел в ответ спросить: «Вы уже знаете?» — но сам звонок партийного руководителя края показывал, что он уже все знал, ему доложили о втором убийстве партработники Газалкентского района, и Махсудов ничего не сказал. Он не отвечал, а Икрамов не торопил. Молчание затянулось.
— Думаю, — наконец сказал Махсудов. — Пока не знаю…
— Это хорошо, — неожиданно отозвался Икрамов. — Я прошу вас: никаких торопливых, неосмотрительных решений, подстегнутых пылкими эмоциями. Все продумать как следует, все до последних мелочей, и тогда… А мнение самих районных и сельсоветских товарищей?
— Спрашивают, может, подождать с занятиями в школе?
— Нет, — услышал он зазвеневший твердый и непреклонный голос. — Дети должны знать, что учителя нельзя убить. Учитель бессмертен, потому что учитель — это… сама жизнь! Вы понимаете?
— Да, я понимаю…
Когда Икрамов прервал речь, чтобы поискать необходимые слова, то действительно нашел их. Очень понятные: сама жизнь. Учитель — это жизнь. А два учителя — убиты: выстрел, камень… Как это жестоко и несправедливо! Какая беспощадная злоба — против чего? Против жизни! Не будет вам никакой пощады, убийцы! Мы найдем вас! А пока…
— Товарищ Икрамов! Я уверен в одном, что новый учитель в Ходжикенте должен быть вооружен. Раз. Еще лучше, если мы пошлем на это место нашего опытного работника, который сможет одновременно и преподавать…