— Тундра ты, Степан, не зря в «медвежатниках» ходил, тундрой и остался. Надо же такое сказать: с микроскопом...
— Ладно, ладно, Самсон. Ты лучше скажи, узнал бы его, если встретил где?
— Кого?
— Художника.
— Как того не узнать. Патлатый, да еще с бородой.
— Ежели он вновь объявится, не отказывайся от работы. Скажи, что согласен, деньги срочно понадобились. А уйдет — позвони вот по этому телефону. Просто скажи: «Самсон разговаривать желает». Помоги заводчанам, голубчик.
Щекочихин, молодой, чернявый паренек, с глазами, исполненными какой-то скрытый печали, внимательно слушал майора Рахимова. Потом вдруг перебил:
— Вы бы еще начали с исторического значения свержения царского самодержавия. Что вы мне все так разжевываете, как будто я идиот. Я вас понял. Не дурак. Между прочим, в консерватории учился, а школу всего с тремя четверками закончил. Я из тех, кому тюрьма на пользу пошла. Вас интересует какой-то человек? Так и говорите. Все, что смогу, — сообщу. Опротивели мне уголовники, особенно такие, что из себя «паханов» и «философов» корчат! Ух, как я их ненавижу. Одно затруднение — провалы в памяти. Все марафет проклятый.
— Что? — не понял Рахимов.
— Марафет. Морфий, значит, наркотик. Хуже, чем рабом быть где-нибудь в древнем Риме.
— Да уж, — посочувствовал майор. — Наркотики — страшная штука. А сейчас как вы себя чувствуете?
— Полный порядок! Чудо произошло. Я совсем безнадежный был. А врачи вытащили прямо с того света. Сейчас я в форме. А тогда, когда попался на грязном деле, я, по сути дела, невменяемым был. Готов был ограбить все аптеки мира.
— Начальство отзывается о вас очень положительно. Есть представление к досрочному освобождению. Работаете хорошо, руководите музыкальным кружком...
— Да вроде бы так. Надоело «бичевать». Выйду, на Маринке женюсь. Давно б женился, если бы этот не подвернулся.
— Кто?
— Ну, этот самый... Не помню, как его звали. Если бы увидел негодяя, может, и вспомнил бы, узнал бы.
— Знаете что? Мы сейчас покажем вам в кинозале пленку. На ней засняты разные люди. Может быть, заметите старого знакомого? Человеческая память — явление удивительное. Один португалец, кажется, ударился головой и заговорил по-французски, хотя раньше французского не изучал. Или наоборот было — француз ударился и заговорил по-португальски. Потом выяснилось, что в детстве сосед у него был француз или португалец. Малыш, сам того не замечая, уложил на полочку памяти чужой язык. А после травмы и обнаружилось... Словом, если согласны, идемте.
Застрекотал кинопроектор. На экране возникли картинки жизни огромного города. Рахимов понимал, как тяжело этому парню, роковым образом попавшему в беду, смотреть на оживленные улицы, на веселых, нарядно одетых юношей и девушек, его сверстников.