Тулькин облизнулся и молча кивнул головой.
— Только услуга за услугу… — Я оглянулся по сторонам и прошептал: — Письмо подбросишь?
— Какое письмо?
Я приложил палец к губам, схватил Тулькина за руку и потащил в кусты. Там я в третий раз достал из-за рубашки письмо, написанное красными чернилами, и сказал:
— Вот это… Детективное…
Тулькин посмотрел с уважением на письмо, вытащил из кармана кожаные перчатки и надел их.
— Чтобы отпечатки пальцев не оставлять, — пояснил он, впиваясь глазами в мои каракули.
Рассказ четвёртый
Сообщник Тулькин
Пока Тулькин, впившись глазами в бумагу, читал моё письмо так, как будто он учил его наизусть, я всё смотрел на Тулькина и всё думал: откуда у него появилась висящая на груди медаль и за что он её получил? Тем более, что эта медаль мне была очень знакома, я её где-то уже видел… И тут я вдруг сразу же вспомнил, где и у кого я видел эту медаль… У собаки Тулькина — на её ошейнике. У Гальды… Она получила эту медаль на какой-то собачьей выставке… Ну Тулькин! Я от него этого не ожидал. Если я так переживаю из-за этой медали, то я представляю, как из-за неё мучается собака. Ведь она же бессловесное животное. Ей, может быть, хотелось бы пойти на выставку в комитет и пожаловаться на Тулькина, а как она может пожаловаться: только разве что полает на членов комитета, но они разве поймут, в чём дело. Я уже стал фантазировать, как можно помочь Гальде, но в это время Тулькин спросил меня:
— Кровью писал? — спросил Тулькин не своим голосом, прочитав моё письмо, написанное красными чернилами.
— Спрашиваешь, — ответил я.
— Сразу набело?
— Как же тебе — сразу! — возмутился я. — Попробуй напиши сразу такое письмо… Сто черновиков исписал!..
— И черновики кровью писал? — спросил Тулькин опять не своим голосом.
— Конечно, — сказал я.
— Так ты, значит, всю кровь исписал?
— Всю, — сказал я.
Тулькин взял мою руку и стал внимательно рассматривать мои кровеносные сосуды.
— А что же тогда у тебя течёт?
Я пожал плечами.
— Не знаю, — сказал я. — Что-то течёт…
— Интересно… — прошептал Тулькин, снова впиваясь глазами в письмо. — А когда похищаться думаешь?
— Сегодня вечером. После ужина. Часов в восемь.
Тулькин уже размахнулся, чтобы скрепить рукопожатием своё согласие, но так и застыл с поднятой рукой.
— В восемь не могу, — сказал он. — Сегодня в восемь интересная передача по телевизору. Шпионский фильм. Давай в девять.
Для меня не могло быть никакой речи об отсрочке, поэтому я разозлился и сказал:
— Да ты знаешь, что здесь после ужина будет твориться?
— Что будет твориться? — спросил Тулькин.