Конечно, все мы, кто имел какое-либо отношение к созданию самого закона, как и созданию его атмосферы, в которую этот закон погружался, помимо внутренней радости «наконец свершилось» испытывали чувство тревоги. Не все понимали, что борьба за принятие закона о СМИ, сам факт его принятия подтверждали победу как авторов закона, так и объёмного сверхважного мира журналистики, которому предстоит по нормам этого закона жить и творить. Но то, что принятие закона только начало борьбы, а не этап её завершения, понимало здравое меньшинство. Впереди нетоптаная дорога борьбы по защите закона от любых побуждений его нарушить, а проще говоря, воспрепятствовать власти отказаться от сотворённого закона и вернуть себе право на ограничение норм действия его в интересах правящих возможностей власти.
Дело в том, что закон начал действовать не до появления новых средств информации, которые в атмосфере безбрежной демократии появлялись как грибы после дождя. Новые СМИ познали радости всё дозволяющей вольницы вне законов «что хочу, то и ворочу», потому как большинство вновь появившихся СМИ были не государственными, что было нормой во времена СССР, и частными, и они в силу власти денег, которыми их создатели – олигархи владели в избытке, жили по нормам «сытый голодного не разумеет».
Таковой была среда политического обитания, в окружении каковой мы создавали новое Российское телевидение. И упрёки коллег в мой адрес, прежде всего Анатолия Лысенко: «Зачем ты нас тянешь в политику?», выглядели как стон понимающих, но не желающих потерять обещанную комфортность, когда в любой ситуации вне, а не внутри. Мы с Анатолием Лысенко были из разных миров. Он практически из мира телевидения по нутру многолетнего опыта. Я – человек со стороны из мира журналистики и литературы, который долгие годы лысенковского сотворения телевидения пребывал в этом мире на разных постах, постигал этот мир как зритель, возможно внимательный, возможно придирчивый, но не как человек, творящий телевидение.
С одной стороны, это мешало нашему взаимопониманию и контактности. С другой, конечно же, помогало – появлялись новые идеи, рождаемые разными людьми с иным мироощущением. Это расширяло диапазон телевидения, делало его непохожим. На телевидении в то время утвердилась неприкасаемая догма – главное формат. И бесспорно, Анатолий Лысенко был сторонником этого догматического правила. Я был его противником, проповедовал другую идею – всё истинное неформатно. Форматом может быть временной норматив передачи и тип личности, характер и исполнение. Но никак не содержание, ибо истинное творчество всегда неформатно, потому что оно только тогда истинное, когда оно свободное.