Попаданец: Чудовище. (Книга 1. Том 2) (Человек) - страница 125

Прикусив щеку для того чтобы отрезвить себя, я тут же начал погружаться далее, стараясь абстрагироваться от всего этого ужаса, но получалось весьма хреново, потому что к ужасу внешнему, то бишь, вот этому кровавому вареву, в голову лезут разные события, воспоминания, причём весьма не хорошие, плюс к этому всему я начинаю чувствовать странные эмоции, смешанные и словно чужие. Я не знаю сколько я уже плыву вниз, стараясь не оглядываться по сторонам, но явно не десять минут, скорее всего уже около тридцати минут точно, бля, а ведь сейчас моим телом владеет Серафим, а значит всё живое в радиусе... Сука, хрен пойми каком, явно в опасности. Нужно торопится. Кстати, давящее на грудь, душу, мозг и жопу чувства, исчезли вовсе, по крайней мере я так думаю, а может уже просто привык. Я бы конечно мог оглядеться сейчас, а не тупо продолжать погружаться ниже в эту кровавую бездну, но чую что хорошим мне это явно не аукнется. Хотя... Ладно, разве что только в одно воспоминание в виде пузырька залезть, так, ради интереса. Вот в то, что как раз прямо по курсу, даже не придётся сворачивать и пробираться сквозь тонны мяса.

Через минуту, я оказался у пузырика размером с дверь и чуть-чуть помявшись и поматерившись, я сунул голову в этот злосчастный пузырик, попытавшись перед этим его разглядеть, но увы лоханулся, ибо кроваво-белая пелена застелила весь обзор при фокусе взгляда. Итак, я понял что я в полном шоке и что я лох, ибо я смотрю сразу от первого и третьего лица, лицезрея картину как наблюдатель и как деятель одновременно. Но не в этом вся собака, а в том, что именно я вижу, а вижу я пиздец не иначе.

Серафим, весь в крови, кишках и других внутренностях, блять, стоит словно хренов палач-надзиратель перед тремя маленькими детьми. Одной год, маленькая ещё, в пелёнках, второму ребенку пол года примерно, закутана в рубашку, и третьей пять лет одета в юбку и блузку. Вокруг пожар, всё серое, но явно а крови, развалены кругом, вперемешку с трупами, оружием и остальными снаряжением. Все три девочки, в крови друг друга, из собственных ран и ссадин, напуганы до глубины души, ревут, душераздирающе ревут, буквально молят... Меня.... Что-бы я их не убивал. Но это враги. Мои враги. Они должны умереть. Никакой пощады. Вытянув руку вперёд, я взял самую младшую за горло и держу навесу. Постепенно сжав её горло, я засунул один палец в её глазницу, от чего её душераздирающий крик стал ещё более истошным, а после я медленно вырывал её глаз. И раскрыл её рот что-бы заставить её съесть свой собственный глаз. Она попыталась откусить мой палец, сломала зубы, а после умерла от того что я засунул ей руку в глотку по локоть и разорвал пальцами внутренности. Но почему я это делаю? Зачем? Я зол. Я мщу. За кого? За родных. Они все враги. Они навредили близким. Они должны умереть. Но почему так? Потому что они заслужили. Я всегда такой? Когда зол. Это... Всё я? Весь этот город разрушил я? Планету. Я угробил их планету где они жили. Угробил всех. Они бы пошли мстить. Недопустимо. Ясно... И ведь это только начало моего принятия самого себя...