За калиткой, кроме вихрастого, топтался ещё один подросток в длинной, до колен, куртке. Оба парня были с дачного хутора и балбесничали в Бобрищах с начала лета.
Никита Степанович грозно осмотрел виновников ранней побудки и первым зашагал в сторону пруда.
— А с чего вы решили, что мужик убитый? Может, от самогонки от местной окочурился? — сурово спросил он на ходу.
— Ага, от самогонки, — нервно усмехнулся семенящий следом вихрастый. — У него из спины багор торчит, и кровищи, как от свиньи.
— Багор?! — Никита Степанович остановился и поправил кобуру на ремне. — Вы-то там ничего не трогали, умники?
— Что ж мы, не понимаем? Отпечатки и всё такое, — пробубнил второй свидетель.
— Понимают они, — проворчал Никита Степанович, продолжая движение. — Вас как туда занесло-то, халамидников, ни свет ни заря?
— Жерлиц мы хотели поставить на щучек, на окуня…
— А что рыбачить в пределах усадьбы запрещено, конечно, не знали? — вполне риторически спросил участковый.
Свидетели тяжело засопели, но промолчали.
Убитый лежал лицом вниз шагах в десяти от пруда на утоптанном крутом берегу. На нём был выцветший брезентовый плащ и высокие сапоги с налипшей на каблуки грязью. Из спины убитого и в самом деле косо торчало древко багра.
Бурое кровяное пятно густо пропитало песок и траву вокруг тела.
Никита Степанович грузно опустился возле трупа, пытаясь разглядеть лицо лежащего. Надвинутый на голову капюшон не позволил этого сделать, и участковый только покряхтел.
— Больше никого тут не видели? — спросил он ребят, поднимаясь.
— Не, никого, — дружно ответили подростки, но слишком уж поспешно.
— Так-таки и никого? — переспросил Никита Степанович, сдвинув брови. — А ну, колитесь, шалопаи, не то привлеку за проникновение на охранную территорию.
Свидетели затравленно переглянулись.
— Барыню мы видели. Ту… самую, — пролепетал вихрастый.
— Барыню? — насторожился Никита Степанович. — Сотрудницу из усадьбы?
— Да, нет. Ту, что по ночам ходит, — вставил второй. — Вся в белом. Мы её как увидали, жерлицы бросили и тикать.
— В белом, говоришь? — вздохнул Никита Степанович. — Это которая утопленница?
— Ага, — подтвердил пацан. — Её, говорят, каждую ночь тут видят. Из пруда выходит и шастает по дорожке.
— Это кто же её тут по ночам-то видит, если парк ночью закрыт? — усмехнулся Николай Степанович, понимая, что ничего путного от свидетелей больше не добиться.
— Зря вы не верите, дяденька полицейский, — потупившись, произнёс вихрастый. — Ей-богу, была графиня. Вон там, — он махнул в сторону парка. — Она всё время там торчит на поляне, возле Поцелуева камня. Дяденька полицейский, а что нам теперь будет?