— Чухонец звонил Гройсману. Сказал, что взял свои семь монет. Похоже, будет вставать на лыжи.
— Погоди, ты же говорил, что чухонец не выходил из «Зеркала».
— В том то и кино, Болт. Падлой буду, мы с Тихим его всю ночь пасли. Только что прокрутили запись с камеры. Нет там никакого Батона. Может, он нам «буратино» включил?
Болтухин дал отбой и убрал рацию в карман.
— Что значит, «буратино»? — спросил Антон, внимательно слушавший разговор.
— Вы в детстве «Золотой ключик» читали, кэп, про потайную дверцу?
— Думаешь, с чёрного хода вышел, — не столько спросил, сколько констатировал Антон. — Вполне возможно. Канарский в «Старом зеркале» клиент постоянный. При его-то обаянии, наверняка, обзавёлся нужным знакомым или знакомой. Вот и провели его чёрным ходом.
— Тогда и вернулся он таким же манером, — подхватил лейтенант.
— Верно, Кирилл, верно, — покивал Антон. — Похоже, и здесь развели нас, как кроликов.
— А может, тряхануть Батона прямо в номере? Провести, так сказать, экспроприацию? — предложил лейтенант. — А что, монеты-то у него уже на кармане. Эх, жаль ствола у меня с собой нету.
— У Канарского на кармане, как вы изволили выразиться, товарищ лейтенант, не только монеты, но и финский паспорт. Одно дело, если бы мы взяли Батона в момент сделки с поличным. И совсем другое, вламываться в номер иностранного гражданина и учинять обыск. На такой фортель нам ордера не дадут.
— Что же делать, кэп? — в голосе лейтенанта звучало отчаяние.
— Пока, ничего, — пожал плечами Антон. — Взять Батона мы сможем только на таможне при досмотре. Да и то, не самого гражданина Мякинена, а незаконно вывозимые им монеты.
— А как же продавец?! — воскликнул Болтухин. — Клад? Убийство? Неужели, висяк?! Я этого не переживу, кэп!
— Поступишь, как истинный самурай? Сделаешь себе харакири? — с горькой иронией спросил Антон.
Болтухин задумчиво почесал живот, отчего череп на футболке зловеще оскалился.
— Харакири не харакири, но нужно же что-то делать, — сказал он, задумчиво.
— Верно, лейтенант, — усмехнулся Антон. — Настоящий самурай не должен предаваться унынию. К тому же, есть у меня одна мыслишка.
В дверь номера постучали: девушка в ослепительном переднике и с не менее ослепительной улыбкой на лице вкатила сервировочный столик с дымящимся кофе и горкой горячих бутербродов на серебряном блюде. Девушка сделала изящный книксен и выставила заказ на журнальный столик. Лейтенант неуклюже присел в ответном книксене и проводил ладную фигурку зачарованным взглядом до самой двери. Похоже, сердечная рана, нанесённая ему прошлой ночью, стремительно рубцевалась.