Он сделал шаг, выдирая ноги из поплывшего асфальта. Даже за поднятыми Щитами мне стало жарко.
– И теперь… это… мое… право! – приближаясь к Двуединому, произнес Тигр.
Двуединый кинулся ему навстречу – и два порождения Сумрака сплелись в клубок.
Они катались по земле – уже не в магической, в обычной драке. А может быть, тут было и волшебство. В конце концов, когда дерутся между собой два воплотившихся закона природы, две обретшие человеческий облик функции – что в этом есть немагического? Пусть даже бой ведется клыками и когтями…
Двуединый не изменялся, так и дрался в своем паучье-человеческом облике. Тигр преображался. Временами я видел мелькающие тигриные лапы, оскаленную звериную пасть. Временами – человеческое лицо с не менее яростным оскалом и окровавленные руки. Мне даже казалось, что все это было одновременно – он был сразу и человеком, и зверем.
В какой-то миг из клубка вылетел растопыривший лапы рыжий кот, с диким мявом прокатившийся по снегу, и метнулся к дверям ресторана.
Я начал пятиться, отступая к Наде. Я ничем не мог помочь Тигру. Я даже ударить не мог, не рискуя зацепить нашего единственного защитника.
– Открывай портал! – крикнул я дочери.
– Не могу! Сумрак кипит! – в отчаянии повторила она. – Тут все… плывет…
То, что в Сумраке непорядок, я и сам чувствовал. Даже заглядывать в него не нужно было. Земля под ногами стала подрагивать. На вершинах гор засветились призрачные сиреневые огни. Низкий тяжелый звук повис в воздухе.
Сумрак лихорадило. Сумрак сейчас сражался сам с собой – две его ипостаси сошлись в смертельной схватке. Двуединый – древний губитель цивилизаций – и Тигр – их древний хранитель. Оба всесильные. Оба безжалостные. Но за Тигром было только одно бесспорное право – сделать так, чтобы мы умерли не сегодня. Защитить прозвучавшее пророчество.
– Бежим, Надя, – сказал я. – Бежим… эта борьба нанайских мальчиков добром не кончится…
– Папа, мы не убежим… – Дочь взяла меня за руку. И вдруг сказала то, что я от нее даже в детстве не слышал: – Папа, мне страшно…
Сверкнуло – ослепительным огненно-льдистым росчерком, будто в глубине дерущихся тел что-то взорвалось. Клубок распался – в одну сторону отлетел Двуединый, в другую – Тигр.
Но Двуединый поднялся. А Тигр остался лежать.
Двуединый смотрел на меня единственным уцелевшим глазом – глазом Дениса. Из второй глазницы по-прежнему торчал нож. Лицо Алексея превратилось в кровавое месиво, он слепо крутил головой во все стороны.
– Вы все… – прохрипел Двуединый.
И в этот миг через дорогу, грохоча гусеницами по асфальту, перевалил ратрак. Мигалки и пищалки на нем были выключены, совок опущен. Ратрак врезался в Двуединого, с хрустом подмял его – и закружился на месте, сминая гусеницами человеческую плоть. Двуединый взвыл на два голоса и замолчал.