Немного помолчав, Потанин заговорил с горькой горячностью:
— В юности я представлял себе Россию скачущей вперед во весь опор. Помните, у Гоголя в «Мертвых душах»? Наше отечество в виде скачущей тройки. Тройка мчится, дух захватывает, и все сторонятся с дороги. Значит, конями управляет опытная рука, и тарантас ни в ров не угодит, ни на камень не наткнется... Нас учили в корпусе, что Петр Великий был гений. Как же допустить, что император Николай Первый ниже Петра? Ведь это значило бы допустить движение России вспять. — Потанин был сейчас мыслями далеко от петербургской гостиной, где слушали его Трубников и Софья Николаевна.
— Простите, Софья Николаевна, я, кажется, зашел в пределы, вам неинтересные.
— Нет, нет, — быстро отозвалась она, — я вам очень благодарна, Григорий Николаевич, что вы говорите со мной о том, чего я не понимаю вполне... Чего я по воспитанию своему не готова понимать.
— За что же тогда благодарить? — удивился Потанин.
— За то, что вы искренни со мной. Это дает мне надежду, что если не сейчас, то впоследствии я стану слушательницей более понятливой. Прошу вас, продолжайте.
— После выпуска из корпуса наши с Валихановым пути круто разошлись, как я вам уже сказывал... Чокану предстояло еще год обучаться в кадетском корпусе. Затем он был взят адъютантом к губернатору барону Гасфорту и получил предписание заниматься учеными изысканиями. Я же в чине хорунжего отправился в Семипалатинск, прозванный среди офицеров «чертовой песочницей». В Семипалатинске я прожил зиму в непрестанных занятиях строем — нудных и отупляющих, — а весной меня назначили в поход. Две казачьи сотни шли за реку Или, чтобы положить основание новой русской крепости. Ей предстояло взять наименование не местное, как Копал или Аягуз. Уже стало известно, что укрепление поименуют Верным.
В Копале к нашим двум казачьим сотням присоединилась рота солдат. Мы вышли к древней переправе через Или. Вода катилась желтая, быстрая, с многочисленными водоворотами, а лодки на переправе ветхие, ненадежные. Для пушек мы построили паром, лошади перебрались вплавь. И вот наконец мы на другом берегу. Перед нами открывается величественная цепь гор со снеговыми вершинами. Я подскакал к полковнику Пэремышльскому, возглавляющему нашу экспедицию. «За этими горами, — сказал мне полковник, — лежит страна еще никому из европейцев не известная, никем не виданная...»
Я глаз не мог оторвать от гор. Чокан еще корпит в Омске, а я уж здесь, у преддверия неведомых земель.
— Опять Чокан! — улыбнулась Софья Николаевна. — Вы неразлучны с ним по-прежнему.