Настроение было безнадежно испорчено. Мой сопровождающий, почувствовав волну злости, исходящую от меня, держался на расстоянии и уже не пытался знакомить с достопримечательностями.
Войдя во двор гостиницы, я отправился в конюшню, где был встречен уважительным молчанием пожилого конюха и его юного помощника.
— И что тут у вас? — поинтересовался я, хотя уже знал ответ — кто-то покусился на мешки и был наказан.
— Господин рыцарь, — почтительно сдернул конюх шапку, — ваш жеребец конокрада поймал.
— Зарку-цыгана, — хихикнул щербатый помощник. — Этого Зарку…
— Куда поперек старших? — возмутился конюх, пытаясь отвесить затрещину подростку, но тот увернулся и торопливо выкрикнул: — Ратуша за Зарку награду назначил в пять талеров!
— А что, такой опасный конокрад? — удивился я. Даже по меркам Швабсонии награда за какого-то конокрада была неплохая, а с учетом здешних реалий — непомерно высокая.
— Он, собака такая, в десяти деревнях лошадей увел, — сплюнул конюх. — И у нас в Урштадте двух коней своровал. С постоялых дворов сводил, а рассчитываться-то кто будет? Понятное дело, хозяин! А хозяин с кого спросит? С нашего брата, конюха! Вот, селяне и скинулись, деньги в ратушу принесли, а тут и наши добавили чуток.
— Зарко-цыган у нашего бургомистра лошадь свел! — не удержался-таки конюшонок, за что схлопотал еще одну оплеуху.
— Фиска, закрой пасть! — рыкнул конюх. Потирая ладошку, завистливо протянул: — Вы теперь богач, господин рыцарь.
— Посмотрим, — кивнул я, открывая дверь в конюшню.
Конюшня была рассчитана на дюжину лошадей, но было занято лишь четыре денника. Две лошаденки, вероятно, хозяйские, да Гневко с Кургузым (ишь ты, приклеилось!).
Первым делом я посмотрел на гнедого, но тот стриганул ушами, показывая, что у него все в порядке ивсе, что сдано под надзор, на своем месте. Так оно и было. Мешков не убавилось, а вот живности в деннике прибавилось — в углу скрючился человек в синих штанах и ярко-красном жилете на голове тело. Конокрад тихонько поскуливал и баюкал правую руку.
— Как это ты его? — поинтересовался я у гнедого.
— Го-го-го! — отозвался Гневко. Топнув копытом, тряхнул гривой: — Го-го!
Все понятно. Господин конокрад применил старую уловку — ухватил жеребца за ноздри и попытался вывести его из денника. Обычно такое срабатывает. От боли лошадь покорно идет за своим мучителем и не может подать голос. Вот только с гнедым такой трюк не прошел — жеребец воюет с тех самых пор, как перестал быть жеребенком и подпускает к себе немногих — меня и тех, кому доверяет. А мы с гнедым не привыкли доверять никому. Я-то еще могу дать промах, а вот жеребец — никогда. И правильно делает. Иначе, скакал бы сейчас Зарка-цыган на моем жеребце, а не валялся на грязном полу.