Барак малолетки стоял отдельно от основного корпуса СИЗО. На взросляке, видимо, за неимением в указанном бараке места, находилась лишь осужденка — камера для осужденных, обиженка — туда собирали всех неприжившихся в пацанских камерах, мастевых, она же использовалась, как пресскамера, и одна-две, в зависимости от количества контингента обычных пацанских камер, так как в корпусе малолеток постоянно шел ремонт одной-двух камер, часто портящихся оголтелой, безмозглой публикой. Бабы сидели в одном корпусе с малолетками, их камеры были самыми последними по коридору. Там тоже кто за что, но в основном за убийство мужа и растратчицы. Менты выводили баб на коридор под видом мытья полов и дрючили. Из камер, где, в основном, стеклышек в дверных глазках не было, если тоненькой щепочкой отодвинуть шторку, эту процедуру было хорошо видно. Поэтому, стоило дубаку вывести бабу в коридор, на всю малолетку сразу же опускалась мертвая тишина, лишь щепочки воровато царапались по резинкам. Попадались среди баб скромницы, которые не хотели порадовать сеансом всех арестантов юного, полного романтических мечтаний возраста. Эти отдавались только в углу коридора у своих камер. Однако там же, в торце, располагалось три стояка — сооружения наподобие узкого шкафа, где можно было только стоять мумией. В эти стояки менты, под видом наказания, закрывали из малолеток то одного, то другого. Занавески глазков в них случайно оставлялись открытыми, и запретный сеанс только для избранных происходил в такой близости, что были отчетливо видны и слышны все детали.
Вообще же, стояк, как мера наказания, был штукой ужасной, в нем водились полчища клопов, а сверху на голову методично капала ледяная вода. Простоять в нем час было мукой. Некоторых запирали в нем на ночь. Таких утром выносили. И ни одна комиссия по правам человека не уличит садизма, это просто шкафы для хозинвентаря.
Среди баб было четыре молодки: Тоня, Оля и две Вали — черная и желтая. Голос каждой из них знала вся малолетка. Девчонки по коллективной просьбе исполняли для той или иной камеры, а в редких случаях для одного конкретного индивидуума песни на любой вкус — чаще блатные или лагерные. По телефону, состоящему из труб отопления, общих для всего корпуса, кости домино в качестве инструмента для выстукивания позывных (каждая камера имела свои позывные), и жестяной кружки, вогнутая поверхность которой использовалась в качестве микрофона, а выгнутая в качестве наушника, элита всех камер признавалась им в любви, строили планы о том, как и где сотворить интимную близость.