– Перебивать, как я понял, тоже нельзя, – мрачно заметил Риордан, и это были его первые слова за сегодня.
– Господин роканд, разрешите обеспокоить? – скороговоркой выпалил Хоракт.
Виннигар милостиво кивнул.
– Мы ждем Дертина?
– Никого мы не ждем. Вашего здоровяка не отпустил отец. И еще надавал затрещин за глупые фантазии об армии. Мы сейчас же трогаемся в путь. Идти будем быстро, считайте марш до Овергора своей первой военной тренировкой. На ночь остановимся в Гроендаге. К третьему дню похода я рассчитываю добраться до Зомердага.
Тиллиер выразительно присвистнул. Зомердаг – это почти пригород столицы, и путь до него неблизкий. А Риордан бросил привычный взгляд на вершины Тиверийского хребта, как всегда делал, отправляясь на охоту. Над белой вершиной горы Унгорн души предков варили кашу. Темная пена облаков сползает вниз на попутном ветре, а это значит, что им предстоит по дороге в лучшем случае вымокнуть. Про худший вариант даже думать не хотелось. Если разразится гроза, то ее бесноватые молнии могут оказаться безжалостными к путникам, что путешествуют по равнине. Риордан поежился, машинально втянул голову в плечи и зашагал за остальными. Он уже привык к тому, что его мнением мало кто интересуется. Быстро повзрослевший ребенок, он не мог правильно истолковать чувства окружающих. Их пренебрежение воспринималось им как неприятие его уродливой внешности. Риордан был уверен, что мать и отец чуждаются его, но не понимал причины их отстраненности. Хотя все обстояло не так, как ему представлялось. Отец не брезговал сыном. Наоборот, он втайне гордился своим отпрыском, но одновременно в присутствии Риордана его постоянно терзали муки совести за бездарно потраченную жизнь, неспособность обеспечить семью. Из Риордана постепенно вылепливался такой человек, каким ему самому следовало стать когда-то. И это тоже являлось молчаливым укором. Кроме того, Лесат испытывал страх, что когда-нибудь сын поймет все это, и в его взгляде появится осуждение, а может даже возникнет вопрос, на который у его отца не найдется ответа. Решительной и властной матери тоже было не по себе в присутствии Риордана, но совсем по иной причине. Ей прочили прекрасное будущее, красота могла добыть ей такую судьбу, которой не выпало по праву рождения, но она сама совершила неверный выбор. Девичьи грезы смыло в водоворот забот; она, сцепив зубы, тянула тяжелую крестьянскую лямку, отказывая себе во многом.
Эта ноша легла на ее чело печатью перенесенных страданий. Кому теперь нужны книжки с красивыми картинками, которые она покупала раньше? Она пыталась привить своим сыновьям правильную речь и манеры, рассчитывая на то, что кто-нибудь из них сможет со временем перебраться в столицу, открыть пушную лавку для продаж мехов и шкур, которые сноровисто добывал их отец. Но теперь большинство книжек разодрано на растопку, она видела, как сгорают в огне яркие иллюстрации, и понимала, что вместе с ними сгорают ее планы на будущее. От цветных надежд остался лишь белый пепел ранней седины в волосах. Никто не мог упрекнуть ее в том, что она, покорившись доле, плохо выполняет обязанности матери или жены. Семья держалась на ней, и ее голос по заслугам первенствовал во всем. Но теперь в доме подрастал новый хозяин. Добытчик, но добытчик строптивый. Никто на свете не был ему указом. И вот уже младший сын иногда осмеливался перечить матери: «А вот Риордан сказал так, Риордан сказал эдак».