…Раздумья его прервал голос Танзили:
— Галим-ага, у нас происшествие!
Обычно лучащиеся смехом глаза Танзили испуганно круглились.
— Что такое? — встревожился Сафин.
— Толька сорвался в Птичий овраг и ногу себе… не то вывихнул, не то еще хуже!
— Где он? — отрывисто спросил бригадир, прибавляя шаг.
— В диспетчерской. На лошадке привезли.
Анатолий полулежал на составленных табуретках и пускал кольца дыма в потолок. Глаза его были закрыты, рука осторожно потирала левую ногу. На лбу — испарина, лицо бледно. «Больно же паршивцу, — подумал Сафин, — а лежит, будто ничего не случилось».
У пульта Люба лихорадочно набирала телефонный номер. Шаль сползла на плечи, волосы взлохмачены. Дина участливо поглядывала на Анатолия.
— Что тут произошло? — не здороваясь, громко спросил Сафин. Любка обернулась, тревогой полыхнули ее быстрые глаза.
— В овраг… — начала она, но в это время ответили по телефону.
— Скорая? Ой, приезжайте быстрее, пожалуйста. Первый промысел, второй участок, он рядом с дорогой. Знаете? Оператор… ногу сломал, кажется!
— Как это случилось? — Сафин встал у изголовья Анатолия. Тот, бодрясь, небрежно ответил:
— Как-как… На Птичьем. Кромка снега нависла, я и провалился.
Бригадир повесил сетку на оконный шпингалет, присел на корточки.
— Левая?
— Ну.
— Больно?
— Терпеть можно.
— И что тебя понесло на край оврага? Тропинка-то на отлогом участке.
Анатолий пожал плечами.
— Может, новогодний хмелек еще гуляет?
— Капли во рту вчера не было, — начал раздражаться Анатолий.
Мокрые светлые волосы его прилипли ко лбу, глаза злые, брови насуплены. Веселые и упрямые одновременно брови. Да, характер у парня не сахар. «Зря брякнул насчет новогоднего хмелька, — упрекнул себя Сафин. — А все ж таки, как он умудрился?»
Сафин повернулся к Любке.
— Обещали приехать?
— Выехали. — Любка застыла, прислонившись спиной к пульту, в упор взглянула на Анатолия. Тот, быстро обведя всех взглядом, приложил палец к губам.
Но от Сафина не ускользнул его предостерегающий жест. Дело нечистое, темнит Анатолий. Ах ты, разбойник, неужто опять номер выкинул? Он кивнул Любке и, покопавшись для виду в ящике с болтами, вышел. Следом появилась Любка.
Сафин положил ей руку на плечо, поднял опущенную голову. В глазах девушки искорками вспыхнули слезы, она размашисто вытерла глаза варежкой.
— Выкладывай. Только не врать.
— Господи, какой же он дурак, Галим-ага! Миленький, никому только не говорите, ладно? У него уже два талона по технике безопасности вырезаны. Ведь с работы выгонят!..
…Еще прятались в березняке остатки ночной темноты, а Любка уже шла на скважину, благо, она была рядом, в полукилометре. Она приходила на вахту обычно раньше всех. Ей нравился теплый уют диспетчерской, кислый и душноватый запах самодельных батарей отопления, рассеянное мигание лампочек на пульте, нравилось наблюдать, как вычерчивает прихотливые узоры картограммы осциллограф. И пока приезжала вахта, она или читала книгу, или писала письма брату или техникумовским подругам. Больше писать было некому — мать умерла при ее рождении, отец пережил ее на два года.