— Пройдусь немного, потом буду у себя.
Когда становится тепло, большинство жителей земли предпочитает ходить без шапок — ветерок так приятно ласкает уставшую голову. Пограничник носит свою зеленую фуражку в самые жаркие дни; фигурально говоря, он вообще ее не снимает.
Как и всякий солдат в наши ракетные годы.
Да, как и всякий солдат. Одна только существенная разница: если во всей остальной армии оружие в мирное время используется лишь для учебы, пограничник может каждый час попасть в перестрелку и получить пулю в живот.
Потому что в жизни, как это ни печально, враги стреляют значительно точнее, чем в кино, — примерно так же точно, как и мы сами.
Меня Николаем нарекли. Из рабочих. Питерский.
Хотя, ежели поглубже копнуть, и мы с земелькой связаны. Дед крестьянствовал в Тверской губернии.
А батя как одиннадцати лет от роду в Петербург попал, так всю жизнь на одной фабрике и проработал. И в блокаду города Ленина он со своим «Скороходом» ни на день не расставался, только сильно ослабел после первой блокадной зимы, долго хворал и скончался преждевременно — в тысяча девятьсот сорок шестом. Мать пережила его всего на несколько лет, а квартиру, где я рос, занимает сейчас сестра с семейством. Муж у нее электросиловец — они там рядышком со «Скороходом», — так что связи с рабочим классом я не теряю.
Батя все настаивал, чтобы я учился, а меня, признаться, работать тянуло. В девятом классе я еще кое-как отзанимался, а уж десятого решительно не выдержал. Ушел все на тот же «Скороход», где и проработал два года слесарем — до призыва в ряды Красной Армии.
Призвали меня честь по чести и направили в Хабаровск, где я и прошел, как говорится, все ступени: рядовой — командир отделения — старшина — командир взвода. Военного училища я, правда, не кончал, а когда подошло время — сдал экзамены экстерном.
Вскоре после того, как я начал службу, прогремели первые сражения Великой Отечественной войны; годы были нелегкие для всей страны, особая же трудность нашего положения заключалась в полной невозможности для молодых и полных сил людей — моих однолеток — попасть на фронт, где шла битва за нашу советскую родину. Сколько рапортов было подано, сколько разговоров имело место — и с командиром полка, заслуженным старым солдатом, и с комиссаром, и когда меня в партию принимали — особо.
Дисциплина превыше всего. Выдержка. Чувство долга.
Народ наш был крепкий, дружный. Это скрашивало жизнь. Но в сорок шестом году я попал в погранвойска.
Четверть века.
Сперва я и там был командиром взвода, затем доверили товарищи секретарство в парторганизации, и я постепенно совсем перешел на политработу. Служить приходилось в разных местах, по большей же части здесь, на Северо-Западе.