А тогда, повторяю, у меня и в мыслях не было всю жизнь военную форму носить; демобилизовать нас должны были в сентябре сорок первого.
Так что от училища я отказался, а в кандидаты партии вступил там же, на заставе. Я к партии, в сущности, от пионерского галстука прямо и сознательно всю жизнь шел. Но и то, может, я так рано не вступил бы, не появись в нашем отряде один человек, сильно повлиявший своей личностью на мою, да и не только на мою судьбу.
И то, что я политработником стал и полюбил это дело, — тоже, в конечном итоге, его заслуга.
Новый комиссар отряда был к нам назначен, немолодой уже человек, награжденный орденом Красного Знамени за бои у озера Хасан. Конечно, служба осталась службой, внешне почти ничего с его приездом не изменилось, а все же служиться нам стало иначе.
Казалось, комиссар почти вовсе не уделял времени неизбежной политотдельской текучке. Уже потом, поближе познакомившись с ним, я узнал, что рассуждал он при этом примерно так: у каждого из политработников отряда есть свой участок. Или человек справляется с работой — и тогда его участок в порядке, или не справляется — и тогда мы ему поможем, а не то и заменим. Если же комиссару быть нянькой для каждого или подменять то одного, то другого, ему никогда не удержать в поле своего зрения все участки сразу, а главное, всех людей. Ибо политическая работа, считал комиссар, это прежде всего работа с к а ж д ы м человеком.
Вместо текучки комиссар преимущественно и занимался тем, что беседовал с людьми — систематически, изо дня в день. И к себе в отряд вызывал, когда нужно было, но больше сам по заставам ездил.
Он словно поставил своей задачей подружиться с каждым красноармейцем, во всяком случае он никогда не жалел времени на долгую беседу с одним только человеком.
Он умел хорошо слушать, бывал внимателен к собеседнику и уж того, что промеж них двоих сказано было, не забывал никогда. Каким образом ему это удавалось, не знаю, записывал, надо думать. А ведь как оскорбительно, когда играющий в демократию начальник буквально через неделю, а то и через день вновь задает подчиненному тот же вопрос о его личной жизни…
С приходом комиссара резко повысились требования и к уровню наших политических знаний. Раньше, бывало, перескажешь с грехом пополам газетную статью — и ладно. Теперь не то: комиссар считал, что любая ленинская статья — не философская работа, а именно статья, — доступна каждому грамотному человеку. Особенно требователен был комиссар к среднему и младшему комсоставу. Какая-то новая эра началась в отряде, все писали конспекты, из желающих получить в библиотеке томик Ленина образовалась очередь.