Они сидели под накренившейся ивой, но не близко, а порознь друг от друга. Большое, печальное это дерево с засохшим суком ничто уже не радовало: ни наступившее тепло, ни живительные дожди, перепадавшие чуть ли не каждый день — так оно было старо. А жесткую, тусклую листву его, бросающую на землю жидковатую тень, могли расшевелить лишь порывы сильного ветра.
Приблизившись к иве — все так же лениво, вразвалочку, Олег упал плашмя, точно подкошенный, на колкую траву, горячо освещенную солнцем, упал между Сонькой и Верочкой — на одинаковом от той и другой расстоянии.
Вытянувшись во все свои сто восемьдесят семь сантиметров, он раскинул руки, прикасаясь кончиками пальцев к босым ногам и молодой, но такой уж многоопытной женщины, и совсем не защищенной от житейских невзгод девчонки.
Верочка, конечно, сразу взорвалась: захлопнув пухлую, растрепанную книгу, она корешком огрела Олега по руке. И тотчас пересела на другое место.
Недели две назад, скажем, когда Олег впервые появился в этом «малиннике», Верочка ни в коем случае не решилась бы на такой дерзкий поступок. Но за это время она попривыкла к людям и знала, что прилипчивому Олегу и не так еще достается от девчонок.
Сонька же и не помышляла отводить свою крепкую, молочной белизны ступню с голубеющими жилками от Олеговых пальцев. Она вся-то — вся так и просияла от удовольствия.
— Мы, кажись, в святые постники собираемся записываться? — с ласковой насмешливостью спросила Сонька, глядя на мокрую Олегову голову, такую сейчас черную.
— Я! Да в святые? С какой это стати? — хмуро пробурчал Олег. И, помолчав, добавил с подковырочкой: — А ты что, в секретарши небесной канцелярии поступила?
Весело хихикнув, Сонька достала откуда-то из-за спины бутылку простокваши и какие-то кульки и кулечки.
— Лопай, на, не привередничай! Тетка Поля наказала: «Последи, Сонь, чтобы все умял! А то один петух на всю бригаду завелся, да и тот какой-то заморенный!»
И Сонька, вредная, опять хихикнула.
Олег покосился на Верочку. Но тихоня эта уже снова уткнулась в свою «библию». Тогда Олег принялся осторожненько шуршать бумагой, развертывая то один, то другой кулек. Сердобольные бабы и девки насовали сюда всего понемногу: вот пара матово-желтых яичек и ломоть розового сала, а вот творожные ватрушки, пахнущие кислинкой, и кусище пирога с зеленым луком.
«Ниче-эго, жить можно на белом свете!» — уминая за обе щеки сочный пирог, размышлял Олег, дивясь милостливой доброте к нему слабого пола.
Не странно ли? Какие только шуточки не вытворял порой этот верзилище над актушинскими девицами! А они посерчают, погневаются малость и все ему простят. И ни одна не откажется пойти с парнем в клуб на танцы, стоит ему лишь поманить пальцем. Ей-ей, отходчивы сердцем здешние девчонки!