Нет, здесь, в Перемышле, надо снять эти плакаты к чертовой матери! Ничто не действует так разлагающе на умы, как разрыв между словом и делом. И если бы мы помнили об этом всегда…
Зазвонил телефон, и Орленко взял трубку.
— Петро Васильевич? Здоров! — зарокотал в ухо знакомый баритон. — Я так и знал, что ты еще заседаешь! Кто же назначает бюро на субботу? Бери пример с меня!
Говорил Мельников, секретарь сельского райкома, расположенного в этом же здании. Он был уже дома и, узнав, что Орленко в кабинете один, обрадовался.
— Вот хорошо… Выручай, брат! Я сегодня через час должен выступать на празднике в парке, там мои колхозники тоже будут, ну, а у меня сейчас, только что, жинка заболела, врача ждем… Ты уж, будь ласков, сходи за меня! Договорились?..
В трубке щелкнуло. «Хорош! — подумал Орленко. — Не дождался согласия и повесил трубку. Вот позвоню и откажусь…» Но тут же вспомнил недавнюю болезнь своей жены и примирительно махнул рукой. Ничего не поделаешь, придется выручить. Но что же все-таки он скажет народу? Праздник есть праздник. В таких случаях людям не до речей.
Он встал из-за стола и подошел к зеркалу. Перед ним в массивной резной раме из черного дерева — зеркало было старинное, из усадьбы какого-то австрийского князя — стоял еще молодой человек с усталыми, но веселыми голубыми глазами, в слегка помятой вышитой косоворотке с расстегнутым воротом. На высоком лбу блестела испарина. «Ну и пекло! Такого лета еще не было». Петр Васильевич вытер платком лицо, привычным, еще с армии, движением расправил складки на рубахе, застегнул воротник и вышел из кабинета. В вестибюле, отдав ключи дежурному, предупредил, что завтра, в воскресенье, он поедет в Красичин на рыбалку. Если будут звонить из Дрогобыча, из обкома, то пусть обращаются к секретарю Кущиенко, тот сидит дома и готовится к докладу…
До начала праздника оставалось еще сорок минут, и секретарь горкома решил пройтись пешком. Он вышел на улицу Мицкевича — широкую, как всегда, оживленную, с молодыми, только что посаженными липками. Эти липки были его гордостью. Весной он предложил озеленить несколько главных улиц, сам ездил в питомник за саженцами и потом вместе со всеми работал на субботниках. Приятно видеть окрепшие за лето деревца. Это уже красиво: пятна свежей зелени на фоне серых каменных стен. А через несколько лет будет сплошная тенистая аллея. И даже если его, Орленко, к тому времени переведут в какой-нибудь другой город, то здесь, в Перемышле, люди все равно вспомнят добрым словом о бывшем секретаре…
Встречные то и дело здоровались с ним: военные прикладывали руку к фуражке, гражданские почтительно снимали шляпу. Он шел, тоже приветливо кивая в ответ.