Жена лежала в постели с мокрым полотенцем на лбу — у нее от духоты разболелась голова — и читала книгу: «Красное и черное» Стендаля. Заглянув, Петр Васильевич уловил строки: «Из него никогда не получилось бы ни хорошего священника, ни хорошего администратора, а мог бы получиться только художник…» Он усмехнулся. Пожалуй, мысль правильная. Орленко завел будильник на четыре утра, отобрал у жены книгу и потушил лампочку.
— Спать! — сказал он, погладив ее по плечу. — Завтра проветримся, и все твои болезни пройдут. Все будет хорошо, да, да, все будет хорошо!
Звонок был слишком громким и прерывистым, как колокол…
— Петя, проснись, вставай!
Голос жены снова заглушил гул.
Орленко машинально протянул руку к будильнику, отвел рычажок. Но тут его подбросило на постели, и он мгновенно вскочил, протирая глаза. «Землетрясение… — мелькнуло в мозгу. — Или диверсия!»
В сумерках лицо жены было бледным, как из бумаги, губы беззвучно шевелились. Она продолжала что-то говорить, но он уже не слышал ее. Дом дрожал от тяжелых ударов, которые становились все сильнее и громче.
Внизу, на улице, метались темные фигуры людей, промчалась неоседланная лошадь без всадника, за ней пробежал кто-то в белом, послышались винтовочные выстрелы. Вблизи у самого лица что-то просвистело, и сверху, с карниза, полетели осколки кирпича, застучали о подоконник.
Орленко отскочил от окна и схватился за телефонную трубку. Но, как назло, из памяти вылетел номер коммутатора погранотряда. Жена, догадавшись, протянула ему записную книжку. Он быстро набрал номер. Гудков не было. Набрал другой — дежурного по гарнизону. Но в трубке снова была тишина.
«Все ясно!» — сказал он себе и стал одеваться. Жена тоже одевалась. Они уже поняли, что случилось то страшное, однако еще не решались признаться друг другу…
Через несколько минут оба они, уже одетые, спускались по лестнице. В подъезде стояли три или четыре женщины с детьми, одна из них, соседка со второго этажа, в нижней юбке, прижимала к себе грудного ребенка и громко, навзрыд плакала.
— Что вы здесь стоите? — крикнул Орленко. — Идите в подвал, живо!
Дверь в подвал была заперта на замок. Орленко с силой рванул ее на себя. Замок отлетел, в лицо пахнуло запахом овощей и пыли. Женщины торопливо стали спускаться по лестнице в темноту, оступаясь и толкая друг друга.
«Зачем я на них накричал? — упрекнул себя Орленко. — Нехорошо!» Он почувствовал, что к нему возвращается уверенность.
— Ты тоже иди с ними, — сказал он жене. — А я сейчас все выясню и вернусь.
Жена кивнула ему и протянула носовой платок.