Да… Наше путешествие явно затянулось. Пришлось изменить первоначальные планы. Вместо того чтобы перевалить на Анюй, а затем на Вторую Самаргу, теперь надо было возвращаться. Никто не предполагал, что мы достигнем перевала только на восемьдесят четвертые сутки. Выходит, что ради этого дня мы все лето мокли под дождем, страдали от гнуса, терпели невзгоды. Достигнуть перевала оказалось нелегко. Не случись этого, можно было бы нести с собой рацию и сейчас передать в редакцию телеграмму. Как бы то ни было, мы дошли до истоков Хора, отыскали перевал на Анюй. И вот перед нами узел Сихотэ-Алиня, этой древней горной страны, образованной процессами складчатости. Здесь сложная система горных складок, между которыми текут быстрые реки. Так как Анюй, по словам Арсеньева, огибает своими верховьями течение Хора, нетрудно было представить, что мы находились сейчас в такой точке ландшафта, откуда открывается вид на Анюй и слева и справа, только в тылу у нас были истоки Хора. Когда я напомнила об этом Колосовскому, он возразил:
— Это не совсем так. Справа от нас Третий Заур, который раньше ошибочно принимали за Анюй. Прямо перед нами — Второй Заур. Точка слияния их, собственно, и есть начало Анюя. Вот мы с вами и находимся теперь как раз напротив этой точки.
Одним словом, мы были в голубой подкове, образованной Анюем и Зауром. Вдали тянулись горные цепи. Солнце золотило их вершины, покрытые голым камнем. Над гольцами курчавились облака. Вблизи долина была заполнена волнистыми складками. Вся она дышала туманами, и они сглаживали ее неровные очертания.
— Анюй совсем близко. Идем! — поддразнивал Дада.
Он стоял, прислонившись к дереву. В раскосых узеньких глазах Дады теплился радостный свет. Мушка сидела у ног хозяина. Я только что сфотографировала Даду. Никто не сомневался, что он пошел бы и дальше, если бы это потребовалось. Но старик знал, что это сейчас невозможно, и мысль о возвращении домой его веселила. Динзай тем временем делал заметки на деревьях. Когда-нибудь сюда придут люди. Может быть, будут прокладывать дорогу. Пусть увидят наши скромные вехи на перевале, который мы назвали «Тихоокеанской звездой». Колосовский достал карту, красным карандашом отметил на ней перевал.
— Вот и все, — сказал он, усаживаясь со мною рядом на срубленный ствол березы. — Я же говорил вам, все будет обыкновенно. Видите? — Он окинул взглядом долину Анюя. Она разверзлась внизу перед нами огромным котлованом с белеющими от снега краями. — Впрочем, я вас понимаю, — нараспев протянул он, заметив, что к улыбаюсь. — Вам, наверное, это кажется необыкновенным? Вы — литераторы, журналисты — привыкли находить романтику в простых вещах. Это хорошо…