Но вот наша экспедиция. Что она дала? Зачем мы ходили так далеко? Ведь не только для того, чтобы добыть для музея шкуры сохатого, изюбря, выдры, барсука? Скажите любому из сидящих здесь охотников, и он добудет вам все это в одну неделю. А вот зачем. Мы нашли перевал из долины Хора в долину Анюя. Мы узнали: где и как рождается Хор; мы измерили сердитый, неподатливый Хор в длину, в глубину и вширь; увидали, какими сопками огородил он себя, какими лесами окутал и что в этих лесах. Мы ходили туда не зря. Есть такие богатства, которые нельзя взвесить на весах, как самородок золота, нельзя положить в мешок, но без них нельзя. Это — знания. Наука. Она помогает нашему народу строить новое общество, и ради этого стоит преодолевать любые расстояния. Ведь Хорская долина — это не просто леса и горы, это будущие рудники, села, города…
Пока я говорила об этом, никто не произносил ни слова. Но как только стала называть имена проводников, отличившихся в нашем походе, и первым для получения премии вышел на сцену Батули, зал загудел. Чьи-то редкие всплески ладоней повлекли за собой целую бурю. Она утихала на несколько минут, пока Семен, Галака, Василий по очереди выходили на сцену, и снова гремела.
— Э-э! Давай, давай!
— Ая! Получай иди! — кричали из зала, подбадривая Динзая, удэгейцы.
Вот и Дада идет на сцену. Он едва протиснулся сквозь тесные ряды и, очутившись возле трибуны, стоит, не в силах сдержать смущение.
— Раньше я тоже в экспедиции ходил, — неожиданно заговорил он. — Миону был. Некоторые другие тоже. До революции дело было. В то время нам не спрашивалось: зачем так? Просто дорогу показывали, груз тащили. Теперь мы знаем: государство интересуется, где какой хороший камень есть, где железо… Это все искать надо. Наша экспедиция в самую вершину Хора ходила. Теперь видели, какой там Хор совсем маленький у перевала. В тайге много зверя. Есть лучшие, много лучшие места для охоты. Надо хорошо вести охотничье хозяйство. Тогда колхоз богатый будет…
Дада возвратился на свое место под одобрительный шум. Женщины стали разливать медовую брагу в стаканы и кружки. Перед тем как началось веселье, Джанси Кимонко читал свои стихи. Он стоял перед слушателями, слегка волнуясь, читал громко, нараспев, и удэгейцам, привыкшим слагать песни без ритма, было удивительно, как в устах поэта обычные, знакомые слова звучали складно, доходя до самого сердца:
Мы долго поклонялись седой старине,
Мучились, плакали, страдали много,
Но старая жизнь в глухой стороне
Ушла, как уходит со льдом по весне
Тяжелая нартовая дорога.