— Отпусти, говорю тебе, отпусти давай! — кричит Шуркей, но Галака умывает его лицо холодной водой под громкий хохот собравшихся на берегу удэгейцев.
Шуркей побежден. Он ни на кого не смотрит. Стоя на носу бата, со злостью отталкивается шестом, так что шест выбивает барабанную дробь о борта. Он обогнал нас, чертыхаясь, кричит на весь лес. Кулики на отмелях вскидываются и улетают… Но гнев его недолог. Вечером на привале он уже опять смеется, поет песни и обещает каждое утро умываться.
Это лето выдалось на редкость дождливым. Наши палатки почти не просыхали за все время пути. От дождей страдали экспонаты, книги, вещи. Пока мы продвигались до Тивяку, большая вода несколько раз заставляла нас искать высокие берега. Уютный склон речной террасы, поросший березовым лесом, показался нам превосходным убежищем.
— Вот видите, — сказал Нечаев, оглядывая березовый лес, осветившийся кострами, — нам говорили, что в этой тайге не было пожаров. А на самом деле что? Смотрите, ведь береза — это первый поселенец горелой тайги. Когда-то здесь росла ель. Теперь она активно возрождается. Береза скоро исчезнет, уйдет отсюда, потому что настоящая хозяйка леса — ель — не даст ей света.
Мы стояли в березовой роще целую неделю. Здесь можно было переждать, пока успокоится Хор, и, не теряя времени, вести научные наблюдения. С утра лагерь пустел. Члены экспедиции уходили в горы, вглубь тайги. Возвращались обыкновенно поодиночке, шли к костру. Студенты-энтомологи гремели пробирками; ботаник закладывал в сетку новые растения; Колосовский, изучавший реку, занимался вычислениями. Мне надо было писать очерки. Тем временем удэгейцы свежевали какого-нибудь зверька, пойманного для музея. Лидия Николаевна ревностно следила за тем, чтобы нож охотника не испортил шкурки.
По вечерам, когда переставал дождь, Колосовский развертывал нашу походную радиостанцию. Сидя верхом на скамеечке генератора, удэгейцы по очереди вертели ручки этой забавной машины. Разместившись вокруг, мы с нетерпением следили за настройкой и жадно ловили каждое слово хабаровской станции. За сотни километров двухсотсороковая волна приносила нам вести о событиях в мире, о возрождении разрушенных врагом городов, о строительстве новых заводов, о горячей страде на колхозных полях, о героях пятилетки.
— Как думаете, — заговорил Василий, оторвавшись от передатчика, — здесь тоже когда-нибудь много людей будет? По-моему, все равно хорская тайга зашумит. А?
Мысль о будущих новостройках, о заселении хорских лесов уже не раз объединяла нас всех в оживленной беседе. Конечно, когда-нибудь, а может быть и скоро, придут сюда строители и проложат дорогу так же, как во время войны они проложили дорогу от Амура через Сихотэ-Алинь к морю. Когда-нибудь люди станут обживать и эти суровые места. А пока здесь гулко плещется о берег волна и впервые в белоствольной роще, освещенной сиянием костров, гремит музыка Чайковского.