Ночь, сон, смерть и звезды (Оутс) - страница 15

Теперь она уже не рискнет надеть что-то без бретелек. Не станет демонстрировать мясцо под мышками и вокруг коленок. Ее дочери-подростки в ужасе завизжали бы при виде таких излишеств. Может, она бы и вызвала восхищение у мужчин на улице, особенно определенного возраста, но уж точно не у дочек.

В те далекие годы Беверли считалась хорошенькой (а в каких-то кругах даже и сексапильной), Лорен умной, ну а София еще не могла с ними соперничать по молодости лет.

В старших классах Лорен носила короткую мальчишескую стрижку, очки в проволочной оправе и постоянную ухмылочку. Не сказать чтобы некрасивая, но без милоты, однако некоторые парни (Беверли это поражало) находили ее привлекательной, в отличие от старшей сестры (что последнюю сильно озадачивало). Каждая фотокарточка Лорен на доске объявлений год за годом демонстрировала скалящуюся улыбку или улыбчивый оскал; она не менялась, как это ни удивительно. «Мордаха как у питбуля, и характер такой же», – подло выразился Стив. Но Беверли это только рассмешило.

Ну и София. Бледная, но красивая, хрупкая, с вечно озабоченным лицом. Трудно воспринимать всерьез сестру, которая на девять лет младше тебя.

А где Вирджил? Ни одной его фотографии, надо же.

Зато доску объявлений украшал Уайти в разных видах. Семейные фотки, публичные. Вот папа замер над именинным тортом с зажженными свечами, в окружении детей. А вот осанистый Джон Эрл Маккларен, мэр Хэммонда, в черном галстуке, празднует годовщину открытия шлюзов на канале, стоя на барже вместе с политиками местного и федерального значения.

Дурачащийся, смешной папка и рядом строгий Джон Эрл Маккларен, пожимающий руку Марио Куомо, губернатору штата Нью-Йорк, на сцене, украшенной гигантскими гладиолусами, похожими на торчащие грозные шпаги.

А где тут Джессалин?

Беверли оторопела: ни одной фотографии, только на групповых снимках, где она кажется периферийной фигуркой. Беверли с младенцем… Том с сидящим у него на плечах малышом… и Джессалин, глядящая на них с улыбкой счастливой бабушки.

И только на фотографиях двадцатилетней давности и больше.

– Нынешней мамы как будто не существует.

До сих пор Джессалин была безупречной женой и матерью. Невидимкой. Счастлива жить для других, а сама словно и не существует.

Муж ее боготворил. Детей ввергало в смущение то, как отец целует матери руку, как обнимает ее и зарывается носом в ее шею, вроде такая игра. А с какой нежностью они приветствовали друг друга! Пожилые, и так нехорошо себя ведут…

Уайти, как и дети, принимал Джессалин со всеми потрохами. Они даже не задумывались. Это данность.