Вдова старается не думать о том, что они будут, должны быть наказаны за шальное счастье, ни капельки им не останется. Это была ошибка – махнуть в такую даль с мужчиной, которого я практически не знаю… а теперь он к тому же мой законный муж. Я никогда не вернусь домой. Меня похоронят в море, и я это заслужила. Остается принять свою судьбу, как ни ужасно быть поглощенной морскими чудищами.
Одна надежда на то, что ее бросят за борт уже мертвую.
Хьюго на нее тревожно посматривает.
– О чем ты думаешь, mi hermosa esposa? У тебя такое печальное лицо.
Джессалин натужно смеется. Она пытается все обратить в шутку:
– Я подумала: если кто-то умирает в море, его или ее опускают за борт? «Морское погребение» существует? Ведь пересылать мертвое тело отсюда в Северную Америку – это так дорого…
Хьюго встречает ее пассаж нервным смешком:
– Господи! Да кого тут будут бросать за борт? Это же не пиратская шхуна и не корабль с невольниками. Выше нос, дорогая!
Хьюго заметно испуган. Уайти тоже испугался бы. Джессалин уже сожалеет о сказанном.
– Ну конечно. Болтаю всякие глупости. Не слушай меня, Хьюго.
Они вместе смеются. Джессалин вспоминает, как ее дети дружно смеялись над дорогой и глупой мамочкой, сказавшей что-то невпопад.
Сумерки сгущаются. Ветерок вместе с прохладой принес запахи цветов.
Не слушай. Все, что я говорю, не имеет значения.
Все, что мы говорим, не имеет значения.
Их окружает бескрайнее пространство, заполненное гуляющими волнами. Иногда долетают брызги – океан как будто плюет им в лицо.
Что значат их крошечные жизни? Мудрость Галапагосов сводится к брутальному выживанию. На короткое время. А дальше – вымирание. Но есть и слабое утешение: люди так мало значат, но зато как крепко они держатся друг за друга.
Джессалин обещает. Она будет держать выше нос!
Ее седые заплетенные волосы ерошит сильный ветер, от которого слезятся глаза.
В кипящих бурных волнах яркая луна отражается, словно лик безумца. Есть что-то зачаровывающее в том, что ежесекундно этот светящийся лик распадается в пестрой зыби, образуя новые композиции, вроде птичьей стаи, прилетевшей и тут же пропавшей из виду. С каждым ударом сердца все меняется. Незыблема только теплая сильная мужская рука, сжимающая твою до боли.
Никогда ее не отпускай! Я тебя люблю.
Хьюго вдруг оживился. Над горизонтом, за которым несколько минут назад скрылось солнце, появилось нечто вроде крема после загара, такое матовое послезакатное пятно.
– Смотри! Вон там, видишь? Что это? Оптическая иллюзия?
– Д-да…
Джессалин не уверена, чтó там она разглядела. Пытается сморгнуть слезу.