— Ну, а теперь я предлагаю, как в староиндейском ритуале, пустить бутылку по кругу!
— Да здравствует обычай древних: разделяй и властвуй! — завопил Фрэнк и выдул из горлышка сразу половину.
— Раздевай и лавствуй! — поддакнул Жека, привычным движением опустошив бутылку до дна.
— А про меня забыли?! — взвизгнула первосортная девочка.
Филдс вплотную придвинулся к ней, обвив упругой рукой ее пластичную талию.
— Не волнуйся, моя ласточка, — вкрадчиво произнес он. — Тебе не придется ни в чем раскаиваться…
В это время раздался мерный храп Фрэнка и Жеки.
— Ты будешь долго меня любить? — прошептала она.
— Ровно столько, сколько отпущено природой…
Ай-ай-ай! Какой конфуз! Ласточке так далеко до недорогих интеллигентных девочек коктейль-бара…
Прошла неделя. Надо отметить, что агент 6407 значительно преуспел в своих делах. Помимо компании Фрэнка, которая, включая очаровашку Мери (как нарек ее Филдс), была у него в кармане, шпион свел деловое знакомство со спекулянтом дядей Сашей, вошел в тесный контакт с ловкой продавщицей культтоваров Софочкой и, наконец, усиленно шантажировал пенсионера с темным прошлым Зосиму Петровича Боцманова. Пенсионер из последних сил сопротивлялся, но, как говорил Филдс Хмырю, старая шхуна дала течь.
— Итак, любезнейший, вы у нас в руках! — резюмировал шпион, лениво развалясь в качалке на даче пенсионера. — Да, да, не возражайте! Вам не уйти от ответа перед народом, который во гневе сделает из вас и вашей дачи свиную отбивную. Или, быть может, вы предпочитаете котлету по-флотски?
Боцманов напряженно молчал.
— Мы знаем о вас все, — продолжал Филдс, — вы о нас — ничего. В гражданскую вы были адъютантом генерала Краснова. А в Отечественную? Ну-ка вспомните, уважаемый Зосима Петрович. Запамятовали? Кто являлся штатным инспектором в зондерштабе по изобразительному искусству? Кто вывозил в Германию шедевры мировой живописи?
— Это преднамеренно сфабрикованная ложь! — парировал пенсионер с темным прошлым. — Много вы понимаете в шедеврах мировой живописи!
— Между прочим, Зосима Петрович, и я кое-что смыслю в этих вещах…
Филдс аккуратно развернул закатанный в рулон холст с изображением Моны Лизы Джоконды кисти гениального Анастасия Евлампиевича Горбарца.
— Творенью нет цены, — торжественно произнес Филдс. — Оно принадлежит не вам и не мне, а всему человечеству.
Зосима Петрович недоверчиво всматривался в холст, зрачки его постепенно наливались кровью, кончики пальцев начали дрожать.
— Сколько… вы хотите за картину? — выдавил пенсионер.
— Даже если вам посчастливится обчистить до последнего цента «Чейз Манхеттн Бэнк», то и в этом случае вырученная сумма составит лишь ничтожную часть истинной стоимости шедевра.